Судьба Ризнича волновала не только меня, но и его товарищей по эмигрантской жизни. В «Бюллетене общества бывших офицеров российского императорского флота», издававшемся в Сан-Франциско, в списке «Их судьбы неизвестны» значится и фамилия старшего лейтенанта Ризнича. Неужели и в самом деле «баржа смерти» в Архангельске? Нет, такая жизнь не могла исчезнуть бесследно... И я искал.
Все произошло, как в сказке про «Золотой ключик». Одна архивная черепаха-«тортилла» проговорилась как-то, что сын бывшего русского морского офицера, почившего в Финляндии, передал в Центральный военно-морской музей бумаги отца.
— Да, — подтвердили в Музее на Стрелке. — Был такой факт. Бумаги эти в «спецхране», и доступ к ним крайне ограничен.
Несколько недель ушли в Москве на выхаживание письменного разрешения. И вот с письмом, подписанным большими флотоначальниками, снова вхожу под высокие своды бывшей петербургской Биржи. После тщательного изучения адмиральских подписей музейный Карабас-Барабас вызывает местного Дуремара, и тот, получив надлежащие указания, ведет меня в тайная тайных музея — в «спецхран»...
Нет, и вправду, все как в сказке Алексея Толстого «Золотой ключик»: в одном из залов отодвигается фотостенд и за ним в толстой стене обнаруживается небольшая дверь. Точь в точь, как за холстом в каморке папы Карло. Отнюдь не «золотым ключиком» Дуремар отпирает ее, и мы входим в совершенно темную комнату без окон. В былые времена в этом каменном мешке хранились ценности петербургской Биржи. Теперь, в советские времена — документы Истории. Той самой, засекреченной, которой, как полагают карабасы-барабасы, соотечественникам лучше не знать...
Оглядываюсь. В углу этого каменного мешка стоит резная дверь царской каюты с яхты «Штандарт», какие-то зачехленные портреты, модели, опечатанные шкафы... Не могу отделаться от мысли, что нахожусь в арестной камере. Вот вспыхнула настольная лампа следователя, вот лязгнули замки сейфа, словно тюремные засовы. А вот и сам заключенный в виде стопы папок, журналов, дневников, перевязанных бечевкой. Во всем этом жила душа бывшего начальника Ивана Ризнича по Белому флоту капитана 2-го ранга Дарагана. Именно его сын и передал архив отца на Родину.
ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА. Дмитрий Иосифович Дараган. Дворянин Привислинской губернии. Православный. Женат. Трое детей. В Порт-Артуре 19-летним мичманом воевал на эскадренном броненосце «Цесаревич». В Первую мировую войну — командир эсминца «Деятельный» на Балтике. Старший офицер линкора «Андрей Первозванный». Кавалер многих боевых наград. Удостоен Георгиевского оружия. В Гражданскую войну служил в Белой армии Севера России. В 1919 году генералом Миллером был произведен в капитаны 1-го ранга. Эмигрировал в Финляндию. В 1945—1946 годах работал на советских судах, заходивших в Хельсинки, в качестве девиатора. Возглавлял кают- компанию офицеров бывшего российского императорского флота. Скончался в Хельсинки 31 декабря 1978 года.
Раскладываю листки папиросной бумаги с бледной машинописью. Дневниковые записи корабельного офицера: Ирбены, Моонзунд, Рижский залив... А вот и 1919 год: Мурман, Архангельск, Гражданская война, бронепоезд «Адмирал Непенин»... Стоп!
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: «28.9.19. Провожали Ризнича в Кемь. У его жены-француженки два сына 20 и 17 лет (скрываются где-то под Курском). В Кеми жили сербы...
...9.12.19 г. По моему вызову приехал Ризнич. Успели поговорить о делах...
...24.01.20 г. Приехал Ризнич. Он — заведующий перевозкой войск по железной дороге. Первая персона на железных дорогах. Прибавилось важности и апломба. Но со мной всегда очень приличен.
Ризнич — старший лейтенант (старый из запаса). Водолазный офицер. Наше знакомство с ним началось еще с детских времен в Варшаве около 1895 года.
...28.01.20 г. Из Архангельска уходили на “Ярославне” в Хаммерфест, а также и “Ломоносов”, “Кильдин”, “Минин”... Концлагерь беженцев в 20 милях от Тромсе — станция Хель (три версты пешком). И Вилькицким тоже (с Борисом Вилькицким, полярным исследователем, Дараган служил в Порт-Артуре на “Цесаревиче”. — Н.Ч.). Панихида по Колчаку...»
Из Норвегии Дараган перебрался в Финляндию, где и остался до конца жизни. Подрабатывал девиатором (специалистом по настройке корабельных магнитных компасов) служил младшим конторщиком в небольшой фирме. За боевые заслуги в Первой мировой войне был представлен к британскому кресту «Нonarary Commander». Английский посол в Финляндии не сразу поверил, что столь высокую боевую награду надо вручать какому-то скромному клерку.
С Дмитрием Дараганом все ясно. Он почил в Бозе и погребен на русском кладбище в Хельсинки. Ну а куда направился из Норвегии Ризнич? По одним предположениям — в Бельгию, где весьма преуспел в электротехническом бизнесе... По другим слухам, уехал на родину предков — в Югославию, где помогал сербским морякам создавать подводный флот. Третьи утверждают, что старого моряка хорошо приняли в Италии, ведь в Генуе, Ливорно и Специи у него осталось немало добрых знакомых. В подтверждение этой последней версии пришло из Севастополя письмо от старейшего на Черном море капитана дальнего плавания Олега Владимировича Красницкого. Оно просто потрясло меня:
«...Фамилия Ризнича мне знакома с раннего детства, — писал Красницкий. — Я родился и вырос в семье потомственных моряков военного флота В торговом — я первый представитель нашего рода Старший брат моего крестного отца — Евгения Дмитриевича Коптева (он служил в начале века на “Варяге”) — Сергей Дмитриевич Коптев учился вместе с Ризничем в Морском корпусе. Оба Коптевы и мой отец всегда вспоминали Ивана Ивановича как прекрасного моряка-подводника, предсказавшего к тому же роль подводного флота на много десятилетий вперед.
В 1950 году наше судно, на котором я был штурманом, ошвартовалось в Марселе. В этом порту мы все были впервые, и, конечно же, при первой возможности отправились на экскурсию в легендарный замок Иф, куда Дюма волею своей роскошной фантазии заточил графа Монте-Кристо. В Старой гавани мы ожидали катер для поездки на остров. Мы с приятелем отошли покурить, поглазеть на сувениры. Болтали весело и довольно громко, чем привлекли внимание старика, одетого просто, но со вкусом, сохранившего фигуру. Он долго присматривался к нам, затем, выбрав момент, спросил, действительно ли мы русские, и, получив утвердительный ответ, задал следующий вопрос:
— Здешние или оттуда?
Я ответил, что — оттуда, и в свою очередь поинтересовался его национальностью.
— Русский. Хотя и давно из России... Лет эдак с тридцать.
Я стал расспрашивать, чем он занимался, как оказался за кордоном.
— Видите ли, я бывший офицер российского императорского флота. И, как многие мне подобные, покинул Россию не по своей воле.
Извинившись за неумеренное любопытство, я спросил, где и кем он служил.
— Тогда разрешите представиться — старший лейтенант Ризнич Иван Иванович...
Я не то что воскликнул, а, наверное, возопил: