Хозяйка окинула Ше-Кентаро внимательным, немного подозрительным взглядом. Но Ону успел придать лицу присущее любому истинно верующему дебиловатое выражение.
– Мир тебе, сестра, – не произнес, а пропел Ше-Кентаро.
Женщина была на пару пальцев ниже Ону ростом и примерно одного с ним возраста. Лицо бледное, с сероватым оттенком, с морщинками возле глаз, – как у всех, кто не посещает солярий, – соломенного цвета волосы собраны на затылке в глупый девчачий хвостик. Старый вылинявший домашний халат с большими, некогда ярко-алыми бутонами нуров – в культе Пи-Риеля цветок нура символизирует любовь и мир в доме – хозяйка придерживала на груди рукой. Жалкий, неряшливый вид молодой еще женщины, которая могла бы быть привлекательной, а при желании так даже красивой, вызывал чувство неприязни, и Ше-Кентаро решил не церемониться. Одной рукой он сунул под нос женщине замызганную брошюрку с избранными цитатами из То-Кабры, а другой надавил на дверь. В глазах женщины метнулся испуг. Губы приоткрылись, будто она собиралась что-то сказать – но как выразить словами растерянность? И все же по-настоящему она испугалась, только когда поняла, что человек, которого она принимала за ка-митара, не пытается всучить ей измятый цитатник, а хочет войти в квартиру. Обычно ка-митары вели себя нахально, но все же не до такой степени.
– Ка-митар… Ка-митар… – растерянно запричитала женщина, пытаясь удержать дверь. – Уважаемый…
Держась за ручку двери левой рукой, правой хозяйка ухватилась за дверной косяк и даже не заметила, что при этом края халата разошлись в стороны, выставив на обозрение некрасиво обвисшую грудь. Закрывая собой дверной проем, она стояла на пути Ше-Кентаро, словно и в самом деле надеялась остановить его.
Ону боялся сейчас одного – как бы сдуру женщина не принялась орать. На крик выбегут из своих квартир всполошенные соседи, а кто-нибудь так непременно догадается позвонить в секторное управление са-турата. И тогда – прощай премиальные. Про са-туратов хоть и рассказывают анекдоты, но все же они не полные остолопы – на то, чтобы сложить два и два, сообразительности хватает. Особенно когда дело касается собственной выгоды. Смекнут ведь, что не зря ловец сюда явился, и не успокоятся, пока варка не вытащат. И ведь после их топорной работы все квартиры в тамбуре – это по меньшей мере, а то и весь этаж! – на карантин посадят. Са-тураты – это тебе не ловец, который всегда работает чисто и аккуратно.
– Покайся, сестра! Покайся! – глухо бубнил Ше-Кентаро, наседая на женщину и понемногу заталкивая ее в квартиру.
Переступив порог, Ону сунул цитатник женщине за отворот халата и, не оборачиваясь, захлопнул дверь. Квартира была пропитана вонью разлагающегося тела варка.
Спохватившись, женщина суетливо запахнула халат на груди. Ше-Кентаро улыбнулся хозяйке с пониманием – не волнуйтесь, мол, дамочка, с кем не бывает, – и быстрым взглядом окинул помещение. Примерно то, что он и ожидал увидеть. Крошечная прихожая – если наклонишься, чтобы шнурки завязать, так упрешься головой в противоположную стенку, налево – комната, направо – кухонька, больше похожая на чулан, почти прямо напротив входной двери – туалет. Стены оклеены серо-зелеными обоями с идиотским геометрическим рисунком – три параллельные линии, пересекающиеся с тремя другими под прямыми углами. Везде, кроме туалета, свет горит. Выходит, в квартире есть еще кто-то, помимо хозяйки и затаившегося варка?
Ше-Кентаро повторно одарил хозяйку улыбкой, на этот раз ободряющей – пугать бедную женщину не входило в его намерения, – и тихо, так, чтобы никто, кроме нее, не услышал, сказал:
– Я пришел за варком.
Кто знает, вдруг у женщины хватит здравомыслия не создавать проблем ни себе, ни ловцу?
Женщина отшатнулась к стене – хотя какое там отшатнулась, полшага всего-то сделала и уперлась спиной в стену, – медленно подняла руку и плотно обхватила пальцами горло. Женщина молчала. На лице ее застыл испуг, а в глазах – потерянность. Ше-Кентаро ее не торопил – для того чтобы принять решение, требовалось время. Ону достал из кармана небольшой металлический баллончик красного цвета, без маркировки, и поставил на тумбочку рядом с телефоном.
– Это антисептический спрей, – сказал он, прижав колпачок баллончика указательным пальцем. – После того как я заберу варка, распылите содержимое баллончика по всей квартире и часа полтора не открывайте окон. Это нужно, чтобы не проводить полную санитарную обработку жилья. Не беспокойтесь, запах у спрея приятный.
Ше-Кентаро ни словом не обмолвился о том, сколько заплатил за баллончик антиспрея уличному барыге. А между тем обошелся он ему ровнехонько в двести двадцать два рабуна. Вообще-то баллончик стоил двести сорок рабунов, но Слизень вот уже три больших цикла делал Ше-Кентаро скидку – ценил постоянного клиента или боялся, что у ловца могут оказаться приятели среди са-туратов. Цены на любой товар у Слизня были кусачие, но зато, покупая у него, можно было не опасаться, что получишь пустышку. Ше-Кентаро уличных барыг не любил, не за то даже, что наживались они на чужих бедах, – если бы не барыги, многие из несчастных, отдававших им последние рабуны, давно бы уже блуждали среди теней забытых предков, – а за их мелочность и показушность: каждый непременно стремится доказать, что он самый резкий. А толку-то что, если все знают, из чего у барыги цепь на шее. Несмотря на свое прозвище, Слизень был приятным исключением, едва ли не чужаком в своре показушников и прохиндеев. Не исключено, что особое отношение Ше-Кентаро к Слизню определялось еще и тем, что до сих пор Ону не смог разузнать, на кого Слизень работает. Если с другими барыгами все было более или менее ясно, то этот будто во мраке родился.
– Так где варк? – решил все же поторопить хозяйку с ответом Ше-Кентаро.
Не отрывая взгляда от ловца, женщина приподняла подбородок. Ше-Кентаро решил, что сейчас она скажет, куда ему следует идти – в комнату или на кухню. Но Ону ошибся.
– Дома только я и дочка, – деревянным голосом проговорила женщина.
Опустив руки, она прижала ладони к стене. Ше-Кентаро подумал, что, когда она их уберет, на обоях останутся влажные отпечатки.
– Сколько больших циклов девочке? – спросил Ону.
– Пять.
Ше-Кентаро прикусил губу и коротко кивнул.
– Ты хочешь, чтобы дочь не дожила до рассвета?
Лицо женщины сморщилось и перекосилось, как будто ее внезапно хватил удар, – казалось, одна половина лица собирается заплакать, а другая готова рассмеяться, – губы мелко задрожали.
– Где варк? – повторил вопрос Ше-Кентаро. – Я заберу варка и уйду. Лучше иметь дело со мной, чем с са-туратами.
Женщина и сама это понимала. Она устала от постоянного страха, она была вымотана необходимостью ухаживать за больным человеком, тело ее было истощено жизнью впроголодь, на грани нищеты, а разум расколот надвое постоянной необходимостью отказывать во всем не только себе, но и дочери, которая была настолько мала, что даже не понимала, чего ради это нужно. Она уже давно делала все это просто по инерции, без какой-либо надежды на будущее, прекрасно отдавая себе отчет в том, что варк не сможет прожить еще четыре больших цикла, оставшиеся до рассвета. Что делать, когда не останется ни денег, ни сил, ни лекарства? Сидеть и безучастно наблюдать за тем, как человек, некогда бывший тебе близким и дорогим, сначала теряет разум, а затем начинает разлагаться, превращаясь в бесформенную груду смердящей плоти? Женщина была на пределе. Для того чтобы покончить с кошмаром, в котором она жила последние пять или шесть средних циклов, ей нужен был кто-то, способный решительно и твердо, так, чтобы она уже не смогла возразить, сказать: хватит! Пусть даже это будет ловец! Нередко Ше-Кентаро, мысленно обращаясь к самому себе, говорил, что никогда бы не стал ловцом, если бы не был уверен, что приносит если не радость, то уж по крайней мере облегчение в семьи варков. Хотя многие этого не понимали. Особенно в тех случаях, когда болезнь еще не давала о себе знать в полной мере и казалось, что больного можно спасти. Но женщина, на которую смотрел сейчас ловец, судя по всему, имела уже достаточно полное представление о том, что такое болезнь Ше-Варко.