Ири пару раз пытался заговорить с пленником, но слова его были настолько невразумительны, что Ше-Кентаро так и не понял, чего хочет от него свихнувшийся ка-митар. Ири очень уклончиво намекал на то, что разочаровался в учении, проповедуемом толкователями культа Ше-Шеола, но Ону до этого не было никакого дела. Сам он никогда не был последователем ни одного из религиозных учений, а потому считал, что все истово верующие люди немного не в себе. Ири как-то раз вскользь упомянул про какую-то старинную книгу, которую ему поручил сжечь один из толкователей, а он ее вместо этого спрятал и втихаря читал, приобщаясь к сакральным тайнам вселенной. Ше-Кентаро расценил это как еще один признак того, что с головой у парня далеко не все в порядке. При случае Ири непременно интересовался, как поживает призрак Ше-Кентаро – его почему-то всерьез беспокоило то, что Ону перестал кричать. На это Ше-Кентаро ничего не отвечал – он ни с кем не собирался обсуждать своих призраков. Ону, правда, попросил Ири сменить ведро с нечистотами, когда оно наполнилось почти до краев, но мерзкий ка-митар лишь презрительно фыркнул в ответ. Тогда Ше-Кентаро руками вырыл в дальнем углу погреба глубокую яму, вылил в нее содержимое ведра, а само ведро использовал как крышку. В конце концов, каждый обустраивает свой быт, как может.
Ше-Кентаро понял это, когда услышал доносящийся сверху странный шум. В последнее время скандалы между Ири и Мейт участились и сделались более напряженными и продолжительными. Если прежде ссору затевала Мейт, то теперь зачинщиком все чаще выступал Ири. Порой они кричали так громко, что Ше-Кентаро, постаравшись, мог разобрать отдельные слова. Из того, что удалось расслышать, Ону понял: девушка настаивает на том, чтобы отпустить пленника, приятель же ее решительно отметал даже саму мысль об этом. Ири убеждал Мейт, что ждать им осталось совсем немного, а потом… Вот что произойдет потом, Ше-Кентаро, как ни старался, понять не мог. Однако, судя по интонациям Ири, которые и нервными-то назвать было нельзя, скорее уж психопатическими, лично ему, Ону Ше-Кентаро, вариант будущего, рассчитанный бывшим ка-митаром, ничего хорошего не сулил. Ше-Кентаро только усмехался тихо, слушая, как распаляет сам себя Ири, стараясь убедить Мейт в том, что он-то точно знает, что нужно делать. Ни Хоп-Стаха он не знал! Да и знать ничего не мог. Потому что время истины еще не пришло, и тут уж ты хоть голову о стенку расшиби, все равно ничего не добьешься. Ону усмехался и сжимал в кулаке загривок призрака Ночи – того, кто в тот момент оказывался ближе.
Ше-Киуно чувствовал приближение конца, был готов к нему и, наверное, ничего бы не стал делать, если бы вдруг Ири спустился в погреб с ножом в руке, чтобы перерезать ему горло. Но у Ше-Кентаро был иной настрой. Ири, конечно, мог попытаться уморить его голодом или отравить, подсыпав яд в пищу. Но Ше-Кентаро чувствовал, что не это нужно бывшему ка-митару. Если бы ему нужен был труп пленника, Ири давно бы уже мог его заполучить. Нет, Ону догадывался, что для Ири важен не только конечный результат, но и сам процесс. Точно так же, как и для того убийцы, что шарился по улицам Ду-Морка. А может быть, им обоим требовалось одно и то же.
Раз за разом, стараясь не упустить мельчайших деталей, Ше-Кентаро воспроизводил мысленно не так давно состоявшийся разговор с си-ноором общины просветленных, благо времени у него было более чем достаточно, но каждый раз, находя несомненное сходство между образом маньяка-убийцы, нарисованным си-ноором, и тем типом, что орал и топал ногами у него над головой, Ону все же не мог сделать окончательный, не подлежащий сомнению вывод, что это одно и то же лицо. Не мог, хоть ты тресни, хотя, поверь он в то, что Ири убийца, держащий в страхе Ду-Морк, ему, наверное, стало бы намного легче. Но и без этого Ири был ему настолько противен, что, представься такая возможность, Ону, не колеблясь ни секунды, свернул бы безумцу шею.
И вдруг будто перевернулось что-то – то ли целый мир сам по себе, то ли представления Ше-Кентаро о нем, только понял вдруг Ону: время вышло. А значит, сейчас и наступит развязка, которую он ждал не то чтобы с нетерпением и уж точно не с надеждой, но тем не менее ждал. Ждал, как ждешь провала в странное полуобморочное состояние, которое наступает после того, как бессонница измучает тебя до такой степени, что один только вид постели станет внушать смешанное с тихим ужасом отвращение. Ше-Кентаро понял, что время вышло, когда бессмысленно-истерический крик Ири оборвался внезапно на самой выразительной ноте, после которой тишина была, как дырка, в которую можно попытаться палец просунуть, а потом вдруг резко и пронзительно закричала Мейт. Девушка кричала так, будто призрака Ночи увидела. Ону даже по сторонам посмотрел, чтобы удостовериться в том, что его пара на месте. Да уж, это был крик! Но и он не прозвучал в полную силу. Всхлипнув протяжно и странно, Мейт умолкла. Ше-Кентаро готов был поклясться, что это молчание ей многого стоило. Так молчат под дулом пистолета. Или когда нож, приставленный к горлу, надрежет кожу – несильно, так, чтобы только теплая струйка крови потекла за воротник.
Когда человек долго находится в абсолютной темноте и почти полном безмолвии, его восприятие действительности обостряется. Сенсорный голод тому виной или что иное, не суть важно. Ше-Кентаро, как вживую, увидел, что происходит наверху: Ири лежит распластанный на столе, уткнувшись щекой в тарелку с овощным пюре, руки раскинуты в стороны, глаза безумно вытаращены, позади него человек, прижимающий ствол пистолета к затылку ка-митара; Мейт стоит в углу, бессильно уронив голову на плечо, смотрит безразлично на другого человека, сомкнувшего пальцы на ее горле, девушке как будто уже все равно, что с ней будет. В дверях стояли еще двое – Ше-Кентаро был уверен, что они не са-тураты. Тогда кто же? И зачем они пожаловали сюда? Все кончено, ответил на немой вопрос Ону Шор. Ну нет, оскалился в ответ Ше-Кентаро, посмотрим еще. Отталкиваясь пятками от пола, он проворно заполз в угол и сжался там в комок, затих, приготовился ждать.
Шаги над головой – неторопливые, уверенные. Ботинки на каблуках из плотной резины – это Ше-Кентаро определил безошибочно. Сухо стукнула щеколда, и крышка люка отлетела в сторону. Поток яркого света, создавший подобие наполненного свечением колодца, – горел не фонарик, а несколько мощных рефлекторных ламп, работающих от переносных генераторов.
– Ше-Кентаро! Ону Ше-Кентаро!
– Слизень?…
Наверху раздался короткий довольный смешок.
– Я же вам говорил, что он жив! Вылезай, Ону!
Упав на четвереньки, Ше-Кентаро быстро подполз к люку. Глаза он закрыл автоматически – яркий свет слепил. Ухватившись за край квадратной дыры в полу, Ону поднялся на ноги, выпрямился и едва не задохнулся от воздуха, после затхлой вони погреба показавшегося невообразимо легким и свежим. Голова у Ше-Кентаро закружилась то ли от удивительного воздуха, то ли от самого ощущения свободы, но он все же нашел в себе силы отказаться, когда чьи-то руки попытались подхватить его под локти, чтобы поднять наверх.
– Я сам!
– Руку держи!
Ухватившись за протянутую ему руку, Ше-Кентаро выбрался из погреба.