– А теперь, когда ты нашел меня, ты уверен, что тебе не будет… скучно?
Она говорила, словно поддразнивая его, но маркиз знал, что в ее словах была серьезность.
– Я отвечу на этот вопрос, – сказал он, – когда мы оба достигнем вечности.
И он снова начал целовать ее, горячо, требовательно.
Она была чиста и свята, как голубые сапфиры, такие важные для благополучия и процветания Сиама. Он вдруг ощутил, что губы Анканы отвечают на его поцелуи. Он понял, что пылавшая в нем страсть засветилась в ней маленьким огоньком.
Она отвечала ему так, что лепестки цветка распустились сильнее, и божественный свет пробудился в их душах.
– Я люблю тебя! Я люблю тебя! – шептала Анкана. – Прошу тебя… люби меня и… сделай меня своей!
– Ты моя! – отвечал маркиз. – И я боготворю тебя!
И когда он овладел ею, ослепительный свет излился с небес.
На следующее утро Анкана проснулась очень рано, и так как она была очень счастлива, она не могла дольше спать и выскользнула из постели. Маркиз мирно спал.
Видя его при свете, проникающем в иллюминатор, она подумала, что он выглядит еще моложе и красивее, чем был накануне.
Она ощутила потребность подойти к зеркалу и посмотреть, не преобразила ли любовь и ее. Но подавив этот импульс, она осторожно раздвинула занавески и выглянула в иллюминатор. Солнце еще не взошло, но небо было озарено золотистой дымкой.
Над рекой, по которой они плыли, вился легкий туман, придавая ей типично сиамское очарование.
Она знала, что скоро они покинут эту прекрасную страну и направятся по Южно-Китайскому морю в Гонконг. Словно на карте, она видела перед собой мир, к которому они приближались. Она знала, что для нее и ее мужа это будет необыкновенное приключение, которое увлечет их обоих.
Прошлой ночью он возбудил в ней совершенно новые ощущения. Она не могла понять, как можно было, испытав их, не умереть от восторга. Это была любовь, физическая и духовная, которую все ищут, но редко находят. Такая любовь побуждала художников создавать шедевры живописи, а композиторов писать музыку, вдохновлявшую всех, кто ее слышал. Это то, что пытались выразить поэты, и иногда им это удавалось.
– Это любовь, – сказала про себя Анкана, – настоящая любовь!
Она содрогнулась при мысли, что могла бы выйти за одного из молодых людей, на знакомстве с которыми настаивала ее тетка. Она никогда бы не познала восторга, который испытывала сейчас, и даже не представляла бы себе, чего лишилась.
– Благодарю тебя, боже! – сказала она солнцу.
Она знала, что многоликий Бог, которому она молилась, был и Будда тоже, и она о нем никогда не забудет. Анкана так погрузилась в свои мысли, что вздрогнула, услышав голос маркиза.
– Почему ты покинула меня, любимая?
Она подбежала к постели и бросилась ему на шею. Когда его руки обвили ее, девушка взглянула на него сияющими глазами.
– Я думала, как мне повезло, что я нашла тебя, – отвечала она.
– И я думал о том же.
– Я так счастлива, что мне страшно, – прошептала Анкана.
– Чего ты боишься? – спросил маркиз.
– Все так чудесно, что это не может долго продлиться. Я проснусь и увижу, что ты и яхта исчезли.
– Нельзя так давать разыгрываться воображению, – приказал он ей. – Я должен научить тебя, моя любимая, доверять мне так, чтобы ты никогда не сомневалась в моей любви и в том, что принадлежишь мне!
Алкана теснее прижалась к нему.
– Мы можем так много сделать вместе, – сказала она. – Но самое замечательное, это то, что мы все обдумываем сообща, и когда я… так близка к тебе, все остальное не имеет значения.
Маркиз не ответил, и спустя мгновение, она заговорила снова:
– Ты очень важен и богат, но это ничего не значит: мне было бы так же хорошо с тобой в палатке или пещере… и даже если бы я никогда не могла позволить себе купить новое платье!
Маркиз засмеялся.
– Думаю, если говорить откровенно, то через какое-то время ты бы нашла такое ограничение довольно неприятным. Но я понимаю, что ты хочешь сказать, моя любимая, и я сам чувствую то же. Однако приятно сознавать, что мы многое можем себе позволить. Когда мы вернемся в Англию, я хотел бы сделать тебе несколько дорогих подарков.
Он понял, что Анкану интересует, что он имеет в виду под дорогими подарками, и сказал:
– Главное, это лошади. Твой отец говорил мне, что ты искусная наездница, но я еще не видел тебя верхом, – он улыбнулся ей. – Однако у меня такое чувство, что мы составим друг другу отличную компанию на конных прогулках, как и во всем прочем.
– Я не могу придумать более чудесного подарка, чем великолепная лошадь, вроде той, на которой ездишь ты.
Маркиз коснулся губами ее лба.
– Не беспокойся о будущем! Балы и приемы в Букингемском дворце не покажутся тебе такими страшными, если мы будем там вместе. – Он поцеловал ее маленький носик. – Мы сможем посмеяться над теми, кто принимает такие вещи всерьез, или ускользнем с приема прямо в палатку или пещеру, о которых ты говорила.
– О, ты все понимаешь! – вскрикнула Анкана. – О, дорогой Осмонд, ты все понимаешь, и это единственное, что имеет значение!
– Для меня сейчас имеет значение только то, что я нахожу тебя обворожительной, и меня не интересует далекое будущее, только наш медовый месяц!
– Как я могу сделать его особенным, чтобы ты… запомнил это время навсегда? – спросила Анкана.
– Вот так! – отвечал маркиз.
И он стал целовать ее страстно и требовательно, пока не почувствовал, что она отвечает ему. Впервые в Анкане пробудилась бурная страсть, от которой бешено забилось сердце.
– Я люблю, я люблю тебя! – вскрикнула она.
– Отдайся мне, – просил маркиз. – Я хочу, чтобы ты стала целиком и полностью моей.
– Я твоя, твоя – сердцем и душой твоя!
– А твое тело, – спросил маркиз, – твое прелестное, нежное, обворожительное тело?
– Оно твое! О, дорогой, люби меня. Я хочу быть твоей… полностью твоей.
Когда взошедшее солнце озарило их своими золотистыми лучами, маркиз увлек Анкану в пылающий огонь страсти.