– Не то чтобы я прислушивался, когда стоял позади него – на второй игре против Бостона, – но знаю, что говорит он о себе. В этом, как его, третьем лице. Шепчет что-то вроде: «Я смогу, Билли». А потом, когда выронил фол-тип, который принес бы три очка, сказал: «Прости, Билли».
– Ну и что? До пяти лет у меня был невидимый друг по прозванию шериф Пит. Мы с шерифом Питом пронеслись по многим шахтерским городкам.
– Ну да, но Билли-то уже не пять лет. Разве что здесь. – Вендерс постучал по своей большой голове.
– Он вот-вот получит пять как первый номер среди отбивающих, – отвечаю я. – Вот что для меня главное. Плюс он чертовски классно блокирует в «доме». Признай это.
– Признаю, – соглашается Вендерс. – Этот сучонок не знает, что такое страх. Еще один признак того, что у него не все дома.
Я больше не собирался слушать, как судья обливает грязью моего подопечного, так что сменил тему и спросил – как бы в шутку, – станет ли он честно судить завтрашнюю игру, даже если на подачи выйдет его друг-приятель Ду.
– Я всегда сужу честно, – отвечает он. – А Дузен – тщеславный урод, который спит и видит себя в Зале славы. Он сто раз ошибется и ни разу не признает своей вины. К тому же этот сукин сын постоянно пререкается, но понимает, что со мной это не пройдет, потому как я не намерен слушать его трепотню. Так вот, судить я буду честно, как всегда. Поверить не могу, что ты это спросил.
А я поверить не могу, что ты расселся тут, почесывая задницу, и называешь нашего кетчера полным идиотом, подумал я. Но ты это сделал.
В тот вечер я пригласил свою жену на ужин, и мы очень мило провели время. Танцевали под оркестр Лестера Ланнона, насколько я помню. Целовались в такси. Хорошо выспались. Потом я очень долго спал из рук вон плохо – все кошмары мучили.
Дэнни Дузен подавал мяч в дневной из двух назначенных на тот день игр, но мир «Титанов» уже провалился к чертям, только мы еще об этом не знали. За исключением Джо Дипунно. Когда стемнело, мы убедились, что вчистую прогадили сезон, потому что наши первые двадцать две игры наверняка вычеркнут из истории бейсбола вместе с любым упоминанием о Билли «Блокаде» Блейкли.
Я немного опоздал из-за пробок, но подумал, что это не важно, поскольку всю неразбериху с формой уже уладили. Почти все ребята были на месте, кто-то переодевался, кто-то играл в покер или просто сидел, травя байки и покуривая. Дузен и Билли устроились на складных стульях в углу рядом с автоматом с сигаретами. Парень уже успел надеть форменные штаны, а Дузен был в одних трусах – зрелище не из приятных. Я подошел взять пачку «Винстона» и прислушался. Говорил в основном Дэнни.
– Этот гребаный Вендерс ненавидит меня, – говорит он.
– Ненавидит тебя, – повторяет парень, а потом добавляет: – Гребаный Вендерс.
– Вот именно. Думаешь, он хочет стоять за базой, когда я одержу двухсотую победу?
– А разве нет? – удивляется парень.
– А вот хрен! Но сегодня я вырву двухсотую ему назло. А ты мне поможешь, Билл. Да?
– Да. Конечно. Билл поможет.
– Он будет ставить мне палки в колеса, как последний гад.
– Да ну? Ставить палки в колеса, как гад…
– Говорю тебе, будет. Так что ты отрабатывай по-быстрому.
– По-быстрому.
– Ты мой талисман, Билли-бой.
И парень отзывается, серьезно, как священник на пышных похоронах:
– Я твой талисман.
– Ну да. А теперь слушай…
Слушать их было смешно и в то же время жутковато. Ду прямо-таки весь напрягся – подался вперед, глаза блестят. Он же был бойцом, понимаете? Он хотел выиграть, как Боб Гибсон. И, как Гибби, ради победы он мог пойти на все, лишь бы вышло шито-крыто. А парень это хлебал полной ложкой.
Я чуть было не открыл рот, потому что мне хотелось разорвать эту связь между ними. Вот сейчас вам это рассказываю и думаю, что тогда у меня в подсознании картинка сложилась почти целиком. Может, все это и ерунда, но мне так не кажется.
Но я оставил их в покое, просто забрал свое курево и ушел. Черт, да если бы я хоть слово сказал, Ду все равно бы рявкнул, чтобы я заткнулся. Он не любил, когда его перебивали во время разговора, и даже если бы в любой другой день я бы ему этого не спустил, лучше было не трогать его, когда он готовился выйти на исходную перед сорока тысячами зрителей, из чьих денег ему платят зарплату.
Я направился в офис к Джо, чтобы забрать заявочную карточку, но дверь оказалась запертой, а жалюзи опущенными – и это в игровой день. Однако жалюзи не были сомкнуты, так что я заглянул внутрь сквозь щелочку. Одной рукой Джо прижимал к уху телефонную трубку, а другой закрывал глаза. Я постучал в стекло. Он так резко дернулся, что чуть не свалился со стула, и оглянулся. Говорят, что в бейсболе нет места слезам, но он плакал, точно плакал. Я видел его таким в первый и последний раз в жизни. Лицо у него было бледное, волосы всклокочены. Точнее, то, что от них осталось.
Он махнул рукой и снова принялся говорить по телефону. Я пошел через раздевалку в тренерскую, которая на самом деле использовалась под склад инвентаря. На полпути я остановился. Большое совещание питчера и кетчера закончилось, и парень натягивал форменный свитер, тот самый, с большим синим числом 19. И я снова заметил у него лейкопластырь на указательном пальце правой руки.
Я подошел к Билли и положил руку ему на плечо. Он улыбнулся. Улыбался он редко, но улыбка у него была очень приятная.
– Привет, Грэнни, – говорит он.
Однако улыбка начала сползать с его лица, когда он увидел, что я не улыбнулся в ответ.
– Готов к бою? – спрашиваю я.
– Конечно.
– Это хорошо. Но хочу тебе кое-что сказать, прежде чем ты выйдешь на поле. Ду – чертовски классный питчер, но как человек он не поднялся выше третьей лиги. Он переступит через труп своей бабушки, чтобы добиться победы, а ты значишь для него куда меньше, чем бабушка.
– Я его талисман! – негодующе вспыхивает он.
– Может, и так, – отвечаю я, – но сейчас я не об этом. Случается, перед игрой слишком заводишься. Чуть на взводе – это хорошо, но когда слишком – можно наворотить черт знает чего.
– Я не понимаю.
– Если ты лопнешь и сдуешься, как дырявая шина, Ду просто найдет себе другой, совершенно новый талисман.
– Что ты такое говоришь! Мы с ним друзья!
– Я тоже твой друг. И, что куда важнее, один из тренеров твоей команды. Я отвечаю за то, чтобы у тебя все шло хорошо, поэтому говорю как захочу, к тому же с новичком. А ты меня слушай. Слушаешь?
– Слушаю.
Слушать-то он слушал, но в глаза мне не смотрел, а уставился в пол. На его гладких мальчишеских щеках выступил густой румянец.
– Я не знаю, что у тебя там под пластырем, да и знать не желаю. Знаю лишь, что заметил это, когда ты играл за нас первую встречу и кое-кто получил травму. Потом я этого не видел, и не хочу видеть сегодня. Потому что если ты попадешься, то все повесят на тебя, даже если Ду и подбил тебя на этот фокус.