Джози шарахнулась от нее, а заинтересовавший ее джентльмен, смерив Латою обжигающе презрительным взглядом, лишь вежливо поклонился, но руки не пожал.
– Простите, миледи, но я не разделяю вашей радости, – сказал он, словно ставя между ними ледяную стену. И эта его неприступность еще больше заводила Латою, тем более что внутри у нее все вибрировало от звуков его голоса – глубокого, теплого, волнующего.
– Джози, разве ты не познакомишь нас? – не унималась Латоя.
Джози лишь сильнее прижалась к мужу, он же, будто чувствуя, что она нуждается сейчас в его защите, обвил рукой ее тонкий стан и привлек к себе.
Латою бесила эта близость. Ей хотелось, чтобы он так же обнимал ее. У него были очень красивые руки с тонкими длинными пальцами.
– Мисс Грэнвилл, я что-то не припомню тот день, когда позволила вам обращаться ко мне так панибратски, – Джози гордо вскинула свой прелестный точеный носик. – И мне нет никакой нужды знакомить вас со своим мужем. Он вряд ли захочет иметь с вами какие-нибудь дела. Правда ведь, мой дорогой?
Муж Джози наблюдал за происходящим с явной заинтересованностью, и легкая, слегка лукавая улыбка играла на его губах. Но Латоя заметила, как он чуть вздрогнул от этого «мой дорогой», и поняла, что Джози не очень-то его балует.
– Думаю, ангел мой, у вас есть основания так полагать, – проговорил он, не выпуская жену из объятий, не отводя глаз от Латои и не переставая ехидно улыбаться. – Извините нас, миледи, – он чуть наклонил голову, – но мы с Джози очень не любим, когда в наше уединение столь бесцеремонно вклиниваются посторонние. Поэтому, с вашего позволения, мы бы хотели продолжить прогулку. Одни.
Латоя задрожала. Он только что отшил ее, притом весьма бескомпромиссно, но при этом столь идеально, что вроде и обижаться было не на что.
Парочка удалилась, беззастенчиво обнимаясь.
Латоя проводила их злым взглядом, невольно отмечая, как хорошо они смотрятся вместе.
А он – крепкий орешек! Но что ж, тем интересней будет охота и тем слаще победа!
И она улыбнулась, уже ощущая ее вкус.
Дорога в Глоум-Хилл, 1878 год
Дориан Пятый отпустил их только с условием, что навещать старика они будут куда чаще, чем раз в три года, и в следующий обязательно приедут с наследником. При этих словах Мифэнви залилась краской, а Колдер, взяв жену под локоток, лукаво подмигнул тестю и пообещал поработать над вопросом престолонаследия Лланруста. За что получил игриво-гневный взгляд Мифэнви.
Латоя тоже возвращалась в Глоум-Хилл – Аарон попросил своих будущих родственников позаботиться о невесте, пока ему нужно будет отлучиться по важным делам. Колдер заверил: если потребуется, он запрет непутевую кузину в одной из замковых башен, и Латое что-то подсказывало, что он не шутит. Однако известие о том, что мистер и миссис Торндайк едут с ними, несказанно подняло ей настроение: ведь это значило, что они с Ричардом (теперь она знала, как его зовут) смогут встречаться в замкнутом пространстве помещения, а следовательно, ее шансы на победу значительно возрастали.
Было и еще одно приятное обстоятельство: Аарон, видя, как глубоко расстроилась невеста по поводу их предстоящей разлуки, выделил ей энную сумму «на булавки». Латоя, обрадованная щедростью жениха, тут же посетила лавки Лланруста и набрала себе отрезов самых вызывающих оттенков: на ее счастье, здешние жители, как часто это бывает с обитателями крошечных городов со сказочной архитектурой, любили все яркое. Она слышала от Мифэнви, что Колдер выписал из Лондона модистку, замечательную мастерицу, и уже рисовала в воображении себя в новых нарядах.
Сейчас она, взвинченная и счастливая, сидела напротив Мифэнви в экипаже, и та даже не казалась ей святошей.
– Эй, Мейв, – Латоя заерзала, поскольку ее распирало любопытство, – ну и каково это – чувствовать мужчину внутри себя? Теперь ты должна понять, почему я пошла на то пари с Джоэлом.
Мифэнви вздохнула.
– Я не стану обсуждать с тобой свою личную жизнь и никогда не пойму и тем более не приму подобного спора, – тихо ответила она.
– Ну до чего ты зануда и правильная! А я тут хотела с тобой кое-что обсудить – кажется, я встретила мужчину своей мечты! – Латоя перешла на таинственный тон.
– Поздравляю! Надеюсь, вы скоро поженитесь, – глядя в окно, проговорила Мифэнви.
– Нет, потому что он женат! – выпалила Латоя.
– Тогда зачем же тебе о нем мечтать? К тому же у тебя есть жених. – Мифэнви потрясла головой, чтобы все сказанное уложилось по полочкам.
– Тут одно не исключает другого, – многозначительно произнесла Латоя и подняла вверх пальчик. – Почему я, имея в женихах сущего увальня, не могу поразвлечься с женатым мужчиной, если его жена – форменная стерва?
Мифэнви поняла, что спорить тут бесполезно и объяснять, что существуют элементарные нормы приличия, тоже. Поэтому, тяжко и глубоко вздохнув, она спросила:
– И кто же этот несчастный?
– Ричард Торндайк, – тотчас же радостно поделилась Латоя.
Мифэнви даже поперхнулась, но, степенно откашлявшись, все же сказала:
– Насколько мне известно, он влюблен в свою жену!
– В том-то и дело! – Латою это замечание, кажется, нисколечко не смутило. – Она-то его не любит! А любви, как говорит моя маман, нужны дрова!
– Дрова бывают разные, – чуть склонив голову набок и рассматривая сидящую напротив кузину, заметила Мифэнви. – Для некоторых мужчин такими дровами является холодность женщины. Это будит в них желание добиться, подстегивает азарт…
– Ой, рассказывай больше! – махнула рукой Латоя. – Это только твой Колдер мог сохнуть по тебе три года и при этом даже пальцем не трогать. Таких ненормальных мало!
– Мистер Торндайк – ученый! Полагаю, уже одно это отличает его от основной массы обывателей, – Мифэнви все еще не оставляла надежды достучаться до разума кузины.
– Но это хорошо! У меня еще никогда не было ученого! Среди моих поклонников были аристократы и банкиры, а вот ученого – ни одного! Да и потом я красивее этой Джози. Мне об этом весь свет твердил.
Мифэнви снова повернулась к окну, рассматривая пейзаж. За окном хмурилось, начинался дождь.
– Как сказал наш современник и величайший эстет, господин Оскар Уайльд: «Красота – в глазах смотрящего» [9] , – промолвила она. – Например, я люблю осень и дождь, считаю их просто прекрасными. А кто-то любит лето или весну, а осень совсем не любит. Я же не стану препираться с ним и говорить, что он не прав, потому как мне все равно не удастся его переубедить, как и ему – меня. Так-то.