Планета смертной тени | Страница: 15

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Тысяченожка! Эти твари, что снуют в камнях, по-видимому, ядовитые!

Каждый невольно посмотрели себе под ноги.

– И что теперь? – спросил Дик-18.

– С ним? – Дик-33 взглядом указал на голого, жалкого, трясущегося Дика-28. – Я ничем не могу помочь. У меня нет лекарств, нет диагностических приборов, и я понятия не имею, как действует попавший в его кровь яд. Одно из двух: либо организм справится с ядом, и Двадцать Восьмой поправится, либо яд окажется сильнее, и тогда он умрет. Все! – С каким-то безнадежным отчаянием Дик-33 всплеснул руками. – Мы можем только смотреть и ждать, что будет!

– Кажется, рану можно прижечь, – неуверенно сказал кто-то.

– Если только сразу после укуса. Сейчас уже поздно – яд пошел по крови.

– Похоже, дружище, – Дик-21 положил руку на плечо Дику-33, – в прошлом ты был врачом.

– Возможно. – Дик-33 уронил голову на грудь. – Не знаю… Но сейчас я бессилен… Я не знаю, что делать.

– Никто не знает. – Дик-21 похлопал его по плечу. – Зато мы теперь знаем, что тысяченожки ядовиты. Любой опыт чего-то да стоит.

– Но не человеческой жизни.

– Бывает, что и не одной. – Дик-21 посмотрел на тех, кто стоял рядом. – Как вы думаете, многие ли из нас отметят первую годовщину нашего прибытия на эту планету? Можно было бы принимать ставки, – он криво усмехнулся. – Если бы было что ставить. Я рискну предположить, что не больше половины.

Дик-18 посмотрел на судорожно вздрагивающее тело Дика-28.

– Оптимистический прогноз.

– Так даже?

– Десять человек.

– Уверен?

– Да.

– Ну, что ж, поглядим.

– Нужно, чтобы кто-то присмотрел за Двадцать Восьмым, – сказал Дик-33.

Дик-18 кивнул на двух полуидиотов.

– Вот они и присмотрят.

– Что они могут сделать!

– А что могу сделать я?.. Что ты можешь сделать?

Дик-18 безразлично пожал плечами, повернулся спиной и пошел в сторону очага, в котором обжигали шлам.

Дик-33 догнал его и схватил за руку.

– Это бесчеловечно! Бросить его вот так…

– Я знаю, – меланхолично кивнул Дик-18. – Но такова жизнь.

– А если он умрет?

– От него все равно никакой пользы.

– И ты не будешь испытывать ни малейших угрызений совести?

– С чего бы вдруг?

Подойдя к костру, Дик-18 взял мастерок из рук одного из работников, кончиком подцепил небольшой клинкер с края раскаленного жестяного листа, кинул его на камень и раздавил каблуком. Клинкер рассыпался в пыль.

– Неплохо, – одобрительно кивнул Дик-18, вернул работнику мастерок и пошел дальше.

Дик-33 снова догнал его.

– Двадцать Первый сказал мне…

– Я знаю, что он тебе сказал, – перебил, не дослушав Дик-18. – Мне он тоже это говорил.

– И что?

– Он может думать все, что угодно. Если бы мы были дома, я бы добавил: мы живем в свободной стране.

– А сейчас тебе нечего сказать?

– Сейчас мы на чужой планете.

– И ты собираешься остаться здесь навсегда?

Дик-18 быстро глянул на собеседника, будто хотел убедиться, что он не подсмеивается над ним.

– Мы уже говорили об этом.

– С Двадцать Первым ты тоже говорил.

– Я не могу заставить его верить в то, что ему кажется бредом. Но верит он в это или нет, он готов нам помогать. И это главное. Пусть для него самого это всего лишь игра. Как сам он говорит, способ не сойти с ума.

– Но у тебя есть план?

Дик-18 резко остановился и повернулся к Дику-33.

– Какой план? Ну какой, грех тебя забери, план? Мы тут всего-то восемнадцать дней. О каком, к греху, плане ты говоришь? Ты хочешь, чтобы я его с неба срисовал? Для начала нам нужно обжиться на этой грешной планете. Понимаешь? Мы должны развязать себе руки, почувствовать себя здесь свободными. Когда мы будем знать об этой планете больше, чем знают наши тюремщики, когда досконально изучим, как работает служба контроля, тогда и только тогда можно будет строить какие-то планы. Понимаешь? А до тех пор мы никто и имя нам Никак. Нам нужен план побега, точно просчитанный от первого до последнего шага. Любая ошибка приведет к тому, что нас уничтожат. Либо будут предприняты такие охранные меры, что отсюда даже мышь не сбежит. Все, что мы сейчас можем, – это демонстрировать свою покорность и желание сотрудничать. Те, кто нас сюда засадил, должны поверить в то, что мы смирились, что нет ни малейших предпосылок к бунту. Понимаешь?..

Дик-33 молча кивнул.

Дик-18 сел на камень.

– А жилье нам действительно необходимо. Не сидеть же вечно возле костра? Чего доброго, с кем-нибудь случится то же самое, что и с Двадцать Восьмым… Кстати, если Двадцать Восьмой помрет, это нам тоже на руку сыграет – можно будет попросить у сержанта что-то из медицинского оборудования, лекарства, перевязочный материал… И двух оставшихся недоумков пусть заберут…

Пока говорил Дик-18, Тридцать Третий молчал. И вдруг – выдал.

– Нам нужна своя религия.

Фраза прозвучала настолько не в тему, что Дик-18 поначалу даже не понял, о чем речь, и растерянно переспросил:

– Что нам нужно?

– Нам нужна религия, – повторил Дик-33. И сразу задал вопрос: – Что проповедует любая религия?

– Веру в бога, – ответил Дик-18, все еще не понимая, к чему Дик-33 вплел в разговор эту тему.

– Нет, – улыбнувшись лукаво, покачал головой Дик-33. – Бог – это главный религиозный символ. И одновременно самый весомый аргумент в доказательстве правоты религиозной догмы. А проповедует религия смирение и покорность. Кому уготовано царство божье? Сирым, нищим и убогим. Легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богачу попасть в рай. В нашем случае это сработает на сто десять процентов. Мы умерли, и место, где мы сейчас находимся, – это Чистилище. Дабы не оказаться в Аду, мы должны проглотить свою гордыню и честным трудом, аскезой и смирением искупить те грехи, что совершили при жизни.

– Гениально! – восторженным полушепотом произнес Дик-33. – Какую религию мы будем исповедовать?

– Предлагаю избрать неосектантство. Скажем, одному из нас было видение. Некий пророк провозгласил начало новой веры. При таком раскладе мы можем гнать любую дурь, и нас невозможно будет поймать на неточностях и противоречиях. Пусть нас считают идиотами – нам это только на руку.

– А тысяченожка укусила Двадцать Восьмого после того, как он надругался над одной из наших святынь!

– У нас еще нет святынь.