Они раздражали несущего за спиной армейский баул со сложенной палаткой Батона больше всего. Прежде всего по возвращении в конуру он как следует нажрется. А потом… да черт с ним, что потом. Отплясались. Он снова на своем месте. А там будь что будет, едрена мать. Пойдет снова мутов по окрестностям гонять, драть их в кожу.
Распахнув дверь своей каморки, охотник кинул на пол баул и, оглядев крохотное помещение, застыл на пороге как громом пораженный. Какого-то лешего здесь была еще одна кровать. А на его собственной койке сидел незнакомый худощавый человек лет под тридцать, в очках, в робе инженера-электрика. Зажав ладони между колен, он во все глаза смотрел на него. Батон вспомнил – этот мужик как-то странно смотрел на него там, наверху, когда они причалили.
– Какого хрена? – прорычал охотник.
– Я… здравствуйте, – пробормотал мужчина, смутившись и тут же вскочив с койки.
Волнуясь, он стянул очки, потом так же поспешно водрузил их на прежнее место и пригладил копну темных волос. Затем, наконец, взяв себя в руки, он стремительно подошел к Батону и протянул для пожатия руку.
– Здравствуй, отец!
– Что за фигня? – просипел ошарашенный Батон. – Ты кто такой, мать твою?
– Я Дмитрий. Дима, – не опуская руки, ответил незнакомец. – Твой сын.
– Нету у меня семьи, – огрызнулся охотник. – А теперь – пшел вон, пока щи не начистил!
– Подожди, сейчас придет мама, она тебе все расскажет. Она на кухне была, когда вы приплыли, их со смены не отпустили…
– Какая, к лешему, мама…
– Миша?
Батон обернулся и почувствовал, как отросшие на затылке волосы встают дыбом. Бред, этого просто не может быть… Дурацкий розыгрыш или чья-то шутка. Прошлое никогда не возвращается. Особенно спустя столько лет…
А может, у него просто «белка» или нервы грохнулись? Но он накануне не пил…
Конечно, годы не жалеют людей. И все-таки это была она. Его Женя. Стояла здесь и сейчас перед ним, с повязанной на голове цветастой косынкой, из-под которой выбивались уже подернутые сединой волосы. Она растерянно улыбалась, снизу вверх заглядывая ему в лицо, и от этой улыбки в уголках глаз ее тонкими ниточками пролегли «гусиные лапки».
Нереально. Непостижимо.
Словно издеваясь, сознание услужливо защекотало ноздри запахом свежей выпечки. Как тогда. Когда-то давным-давно.
Но как?! Каким образом…
– Это невозможно, – чувствуя, что ему немедленно нужно присесть, прохрипел Батон.
– Живой, – едва слышно сказала женщина и бросилась ему в объятия.
С другой стороны прилепился тот, кто назвался сыном.
– Лето, зоопарк помнишь? – прижимаясь к нему, спросила Евгения. – Последнее лето? Я звонила еще…
Батон прекрасно знал, что никто в Убежище понятия не имел, где конкретно находилась его семья в день Катастрофы. Не говорил никому, ни приятелям из добытчиков, ни редким собутыльникам.
– Я не понимаю, – выдохнул Батон.
– Сядь, – охотника усадили на койку, в руку тут же сунули стакан мутной воды.
Устроились вдвоем напротив.
– Мы ведь думали, что ты погиб.
– Я… тоже.
Женя стала рассказывать.
– В момент удара мы Димой гуляли в зоопарке и спаслись только чудом. Неподалеку оказалось бомбоубежище, туда все и побежали.
Батон молча хлебал воду, силясь осознать происходящее.
– Мы тоже некоторое время считали тебя мертвым. На стоянку твою вылазки были, но там не нашли никого, только разбитые машины и маршрутку в дверях.
– А еще кровь у киоска с газетами, который там рядом, – вставил Дима. Батона снова резануло воспоминание о мольбах продавщицы, к которой он так и не пришел на помощь. – Когда Калининград пал, крови вообще везде было много. Люди как с цепи сорвались.
– А спустя несколько лет, через заходящие караваны и торговцев мы узнали об одиноком охотнике из Пионерска, похожем по приметам на тебя, Зеленский. Тогда у меня появилась надежда, – продолжала рассказывать жена.
По иронии судьбы, Дима и Женя прибыли с очередным караваном в Убежище моряков через несколько дней после отплытия «Грозного». Женщина устроилась на кухню, рукастый сын пошел в электрики. Лишняя пара рук всегда сгодится. Да и кров надо было отрабатывать. Все это время семья терпеливо ждала Батона, пока затянувшееся отсутствие лодки не стало наводить на мысли, что смельчаки могут не возвратиться.
– Тебе ведь тогда семь было, – машинально поднеся ко рту опустевший стакан, Батон посмотрел на сына. – И как же вы все это время?
– Да как и все, – грустно улыбнулся Дима. – Работой и надеждой.
– Какой ты стал… Совсем мужчина.
– А ты…
– Седой, – впервые улыбнувшись в ответ, закончил за сына Батон и почесал старый шрам, чувствуя, как внутри просыпается что-то давно забытое и похороненное в пепле прошлых лет. Что-то доброе и теплое.
– Он у нас молодец, выучился. А пока вы плавали, вот, к тебе поселили, – объяснила Женя. – Я тут уж постаралась как могла.
– Уютно, – охотник оглядел свою конуру, которая и впрямь изменилась под заботливой женской рукой. Рукой его жены, которая была жива.
– Это вы, – все еще боясь поверить в неожиданно обрушившееся счастье, тихо сказал Батон.
Они пересели к нему на койку.
И Батон впервые за много лет обнимая их, заплакал.
И это было прекрасно.
Неумолимо близился Новый год, и вернувшаяся команда во главе с Тарасом постаралась объяснить пионерцам, что сейчас не время для политических разногласий – нужно как можно скорее придумать, как помочь Убежищу, ведь дожидаться весны, когда льды на Балтике растают, было нельзя.
Боровикову со товарищи ничего не оставалось, как согласиться, хотя внутри Совета сразу же поползли нехорошие толки. Возвращение корабля на корню подрывало так легко завоеванную власть. Глядишь, люди прежних старейшин назад потребуют. Но делать было нечего. От «Грозного» теперь зависело все.
Пытаясь удержаться у власти, новый Совет постарался устроить показательный суд и очернить моряков в глазах общественности, выставив их военными преступниками.
Самовольно уплыли! Поставили под угрозу жизнь Убежища и его обитателей! Вдобавок привезли лишних тридцать ртов. Кто дал право распоряжаться?! Да за такое по законам военного времени…
Сидящая среди остальных членов команды Лера изредка ловила на себе недобрые взгляды Боровикова-младшего, находившегося рядом с отцом и словно говорившего ей – вот видишь, где я теперь? А где ты. Что ты потеряла.
Мерзкий взгляд заставлял ежиться. Так бы и врезала ему.