– Да ладно тебе, – недовольно поморщился Шатун. – Он, может, и Сосо, а все равно зомби.
– Может, закопаем? – предложил Кривошип. – От греха-то…
– Только время попусту терять, – махнул рукой Шатун. – Как стемнеет, семихвостые кошки-мутанты набегут, враз все сожрут.
Тропа спускалась вниз по пологому склону. Оттого и идти было легко. Вот только ближе к полудню, когда солнце пригрело, псевдослепни стали досаждать. Пришлось сталкерам опрыскаться репеллентом и накинуть на головы сетки.
– Обрати внимание, – тихо, чтобы шагавший позади них Джексон не услышал, произнес Шатун. – Майки без сетки идет, а слепни его не кусают.
– Так у него ж рожа наштукатурена, как у балерины, – усмехнулся Кривошип. – И косметикой от него за версту разит.
– Думаешь, поэтому?
– А почему ж еще?
Шатун ничего не ответил. Но молчание его было настолько многозначительным, что становилось ясно, у сталкера на сей счет имелось свое, иное мнение.
Начало уже вечереть, когда они покинули территорию, где почти все ловушки были помечены вешками обнаруживших их сталкеров – где ботинок, где согнутый автоматный ствол, где рука оторванная. Дальше простирались дикие земли, каждый шаг по которым был смертельно опасен.
Кривошип достал из кармана пакетик монпансье, раскрыл его и протянул Шатуну. Тот двумя пальцами взял одну конфетку и положил ее в рот.
– Лимонная, – довольно улыбнулся Шатун.
– Я знаю, какие тебе нравятся, – смущенно улыбнулся в ответ Кривошип.
– Эй, Майки! – окликнул Джексона Шатун. – Иди-ка сюда… Бросай рюкзаки, дальше каждый свой сам понесет… Теперь смотри внимательно. Видишь? – он показал Джексону зажатую меж пальцев конфету. – Сейчас я кину конфету, а ты пойдешь точно туда, куда она упадет. Понял?
– Не очень, – честно признался Джексон.
– Чего ты не понял? – тяжело вздохнул Шатун.
– Почему бы тебе просто не дать мне конфету?
– Я не конфетами тебя угощаю, долбень! Я дорогу нам прокладываю! Усек?
– Ах, вот оно что! – улыбнулся просветленно Джексон. – Значит, конфеты собирать не надо?
– Ну, это уж, как знаешь.
Шатун еще раз показал Майклу конфету, а затем кинул ее далеко вперед.
Вытянув шею, Джексон проследил взглядом траекторию полета монпансье.
– Ну, и чего мы стоим? – Шатун кинул другую конфету себе в рот.
– Э-э-э… – неуверенно протянул Джексон. – Мне кажется, я потерял из виду то место, где упала конфета…
– Ты чо, с дуба рухнул, Майки! – как коршун налетел на Джексона Кривошип. – Ты чо, думаешь, у меня рюкзак конфетами набит!
– Э-э-э… А вы не пробовали вместо конфет использовать гайки?
Сталкеры переглянулись.
– Он нас, что, за дураков держит?
– Похоже на то.
– Нет-нет, вы меня не так поняли!.. – возбужденно запрыгал на месте Джексон.
Так резво, что у него снова отвалился кончик носа. А следом за ним и солнцезащитные очки сползли на подбородок. Майкл поймал нос и прилепил его на место. Но, пока он еще не пристроил на нос очки, Шатун успел увидеть его глаза – белесые, будто пылью присыпанные. Как у вареного окуня. Или у мертвеца.
– Гайки, Майки, они, между прочим, железные, – менторским тоном произнес Кривошип. – У Суицида кило гаек стоит полторы сотни. А кило монпансье – всего двадцатку. И их, в отличие от гаек, есть можно. Чувствуешь разницу?
– Да, но…
– Кончай базар, Майки, – положил конец обсуждению достоинств и недостатков гаек Шатун. – Скоро уж стемнеет, а нам до схрона еще топать да топать. Видишь конфету? – он показал Джексону зажатую меж пальцев монпансье. – Теперь гляди, куда она летит, – и, широко размахнувшись, кинул. – Видел, пролетела чисто. Значит, никаких ловушек на пути нет. Вперед, Майки.
Джексон натянул летный шлем до бровей, проверил, на месте ли нос, и быстро зашагал туда, где, как ему показалось, упала брошенная Шатуном конфета.
– Смотри внимательно, – глядя отмычке в спину, шепотом произнес Шатун.
– Куда? – не понял Кривошип.
– На Майкла.
– А что с ним не так?
– Все не так… Вот! Видишь! В сторону свернул!
– И что?
– Он «кудряшку» обошел… Видишь, рядом с ней стебли травы закручены?.. Я специально через нее конфету кинул. «Кудряшка» ведь только за ноги схватить может, а на лету не поймает… А Майки ее стороной обошел.
– Ну и правильно сделал.
– Дурак ты, Кривошип, – с тоской посмотрел на приятеля Шатун. – Майк всего день, как в Зоне. Откуда ему про «кудряшку» знать?
– Ну… – Кривошип подцепил ногтем и вырвал из запястья бледно-розовый росток, проклюнувшийся на месте укуса псевдослепня. – Не знаю.
– А как нос у него отваливается, видел?
– Ну подумаешь, нос… Об этом даже в газетах писали!
– В газетах тебе и не такое напишут. А у нормального человека нос отваливаться не станет. И глаза у него, будто не живые.
– Поэтому он и носит очки.
– А тебе слабо, как Майку, пробежаться с тремя рюкзаками и переносной ракетной установкой на загривке?
– Да уж, такой прыти я от него не ожидал, – признался Кривошип.
Майкл добрался до места, обернулся и рукой помахал.
– Эй!
Шатун кинул конфетку в рот.
– Не нравится он мне, Кривошип.
– Как певец или как отмычка?
– Как человек.
Кривошип озадаченно прикусил губу.
– Ночевать у Развала будем?
– Ага, – кивнул Шатун.
– Я там в прошлый раз бутылку припрятал.
– Зачем?
– Да кто ж к Суициду со своей водкой ходит?
– Логично, – согласился Шатун.
Подойдя к Майклу, он показал ему новую конфету и кинул ее. Так далеко, что сам не увидел, где упала. А Майкл послушно потопал вперед. Прошел рядом с «вертушкой», едва не задев плечом, перепрыгнул через канаву с «холодцом», даже не взглянул в сторону пыхающей жаром «керосинки», остановился, поднял с земли монпансье и помахал сталкерам рукой.
– Слушай, а у него здорово получается! – толкнул приятеля локтем Кривошип.
– Слишком здорово, – мрачно буркнул в ответ Шатун.
Заметив тень, мелькнувшую за спиной у Майкла, Кривошип выдернул автомат из-под локтя и крикнул:
– Ложись!
Джексон ничком кинулся на землю. А Кривошип длинной очередью сбил уже взметнувшегося в воздух летучего змея. Подбежав к извивающемуся на земле покрытому зловонной слизью телу, сталкер придавил его ногой и ножом отсек голову с пастью, наполненной сочащимися ядом зубами.