Он положил руки так, что они точно легли на обозначенные светящимися линиями контуры. И как только он прикоснулся к экрану, тот сразу завибрировал от притока энергии. Контурные линии засветились ярче, а потом угасли, и ладони Уилла остались словно бы на поверхности бездонного жидкого пространства.
– Я задам тебе ряд вопросов, – сказала доктор Роббинс. – Ты можешь отвечать на них, как тебе заблагорассудится. Неверных ответов тут быть не может.
– А если вы зададите неверный вопрос?
– Как тебя зовут?
– Уилл Мелендес-Вест.
– Мелендес. Это девичья фамилия твоей матери?
– Да.
Экран ответил приятной волной тепла, омывшей руки Уилла, словно нежная морская вода перед отливом.
– А «Уилл» – это не сокращенное от «Уильям».
– Это вообще никакое не сокращение. Родителям хотелось иметь послушного ребенка, поэтому меня так назвали [2] .
Роббинс не улыбнулась.
– Сколько тебе лет, Уилл?
– Пятнадцать.
– Когда твой день рождения?
– Пятнадцатого августа. Каждый год, как по часам.
Из бездны под его ладонями поднялся разноцветный «водоворот» и тут же исчез. У Уилла возникла неприятная мысль: «Если я надавлю на этот экран, я могу в нем утонуть».
– Это что-то вроде детектора лжи? – спросил он.
Доктор Роббинс прищурилась.
– Тебе было бы удобнее, если бы это был детектор лжи?
– Это вопрос из теста, или вы просто так спрашиваете?
– А тебе не все равно?
– Вы на все мои вопросы собираетесь отвечать вопросами?
– Да, Уилл. Конечно, – мило улыбаясь, ответила Роббинс. – Просто я пытаюсь тебя отвлечь.
Самозащита Уилла мгновенно усилилась.
– Лучше давайте по программе.
– Какой твой любимый цвет?
– Небесно-голубой. Как-то раз на уроке рисования мне попался цинковый тюбик с такой краской. По-настоящему темно-голубой цвет, как у неба в холодный, ясный день.
– Это вопрос не для эссе. Где ты родился?
– В Альбукерке, – ответил Уилл. – Мы там прожили всего несколько месяцев. Если хотите, я могу сказать название этого города по буквам.
Из-под его ладоней донеслись приглушенные звуки – что-то наподобие тихих вздохов ветра в лесу. Из глубины поднялись и сложились в замысловатые узоры соответствующие этим звукам не то математические символы, не то буквы какого-то древнего языка.
– Это не упражнение по правописанию. Как зовут твоего отца?
– Джордан Вест.
– Чем он зарабатывает на жизнь?
– Он вольнанаемный клоун, участвует в родео.
– Гм-м-м… – протянула Роббинс, пожевав нижнюю губу. – Пожалуй, это была ложь.
– Ух ты. Вы так проницательны.
– О, это не я, – покачала головой Роббинс, наклонилась, указала на экран и шепнула: – Машину не обманешь.
– Ладно, допустим. Он ведет фундаментальные научные исследования.
Роббинс улыбнулась.
– Вот это более правдоподобно. В какой области?
– Нейробиология. В университете Санта-Барбары.
– Как звучит полное имя твоей матери?
– Белинда Мелендес-Вест.
– Чем она занимается?
– Работает помощником юриста.
– Откуда родом ее семья?
– Мелендесы? Из Барселоны. Ее родители приехали сюда в тысяча девятьсот шестидесятых.
– Кто-то из твоих бабушек и дедушек еще жив?
– Нет.
– Ты кого-нибудь из них знал?
– Не припомню.
– Ты себя считаешь англосаксом или испанцем?
– Ни тем, ни другим. Я американец.
Этот ответ доктору Роббинс, похоже, понравился.
– Где еще твоя семья жила, кроме Альбукерке?
– В Тусоне, Лас-Крусесе, Фениксе, Флагстафе, Ла Хойе, в прошлом году мы жили в Темекуле, а потом перебрались сюда, в Оджаи.
– Почему твои родители так часто переезжают?
«Хороший вопрос», – подумал Уилл, а вслух сказал:
– Такую цену отцу приходится платить за интересную работу в области нейробиологии. Очень высокая конкуренция.
– Сейчас будет немножко больно, – сказала доктор Роббинс.
Уилл почувствовал, как к его рукам прикоснулось нечто острое, колючее – что-то наподобие стальной щетки. «Щетка» проехалась по ладоням, и в это же время поверхность планшетника ярко вспыхнула, и эта вспышка озарила кабинет, но тут же угасла.
Уилл испуганно отдернул руки. Поверхность экрана сияла, словно озеро, внутри которого находился источник света. Пылинки, парящие в воздухе, устремились к черному квадрату, словно их захватило притяжение магнитного поля. А потом свет угас, поверхность стабилизировалась, и планшетник уменьшился до первоначальных скромных размеров.
«Да, – подумал Уилл. – Это очень и очень странно».
Он посмотрел на свои руки. Ладони покраснели, и кровь в них пульсировала так, словно он прикоснулся к раскаленной печке. Доктор Роббинс взяла его руки в свои и осмотрела.
– Я тебя предупредила, что будет больно, – негромко проговорила она.
– К чему это все было – на самом деле?
– Извини за загадочность, Уилл. Со временем все поймешь. Или не поймешь.
Она отпустила руки Уилла. Кожа у него на ладонях немного побледнела.
– Спасибо за объяснение. Каковы результаты теста?
– Я не знаю, – проговорила Роббинс и улыбнулась так, словно у нее был какой-то секрет. – Почему бы тебе не задать этот вопрос Мистическому Восьмому Шару [3] ? – Она взяла со стола планшетник и протянула Уиллу. На экране возникло трехмерное изображение шара с цифрой «8». – Приступай.
Уилл сделал вид, что сосредоточился, и театральным шепотом вопросил:
– Я прошел тест?
Роббинс встряхнула планшетник. «Восьмой шар» повернулся вокруг своей оси и показал маленькое окошечко. В нем всплыла миниатюрная табличка со словами: «Выглядит хорошо!»