Назимов прошел в комнату, влез в джинсы и натянул на себя рубашку.

Конечно, славно было бы совершить какой-нибудь подвиг. Возможно, даже погибнуть, спасая чью-то чужую жизнь. Но Назимову не приходило в голову ни одно место, где в течение суток можно было бы геройски погибнуть.

Другой, упрощенный вариант: просто помочь кому-нибудь в каком-то очень важном деле, чтобы его потом долго поминали добрым словом. Но вот кому именно требовалась в данный момент его помощь, Назимов тоже не знал.

Также можно было сесть за компьютер и написать пусть небольшой, но необычайно яркий рассказ, который навсегда вошел бы во все мировые антологии. Вот только подходящего сюжета у Назимова в запасе не было. Можно было, конечно, описать свой сегодняшний разговор с представителем Службы оперативного оповещения и те впечатления и мысли, которые он вызвал. Да только такой рассказ, пусть даже прочитанный после смерти автора, будет воспринят всеми как чистой воды фантастика.

Неожиданно Назимову страшно захотелось закурить. Но пару лет назад он бросил курить, и теперь у него дома не было ни одной сигареты или хотя бы раздавленного вечером в пепельнице окурка. Приходилось только жалеть о том, что в свое время он проявил такую трогательную заботу о своем здоровье, которое, как ему тогда казалось, не вызывало никаких опасений.

Назимов сел на стул и, взяв со стола пульт, включил телевизор. На экране появилась скачущая по сцене звезда отечественной эстрады с мужской фамилией, но всеми своими повадками поразительно смахивающая на женщину, находящуюся в состоянии сильного подпития, что сразу же вызвало у Назимова острый приступ отвращения. Выключив телевизор, Назимов кинул пульт на диван.

Придумать себе достойное занятие в условиях, когда последние часы твоей жизни неумолимо утекают в песок, оказалось не то что трудно, а просто-таки невозможно. Все вокруг казалось пустым и никчемным. Хотелось просто сидеть, не двигаясь с места, уставившись взглядом в одну точку, и ждать неизбежного.

Но Назимов поступил иначе. Тяжело вздохнув, он поднялся на ноги и подошел к стулу, на котором стоял телефон.

Для того чтобы правильно набрать номер, ему пришлось заглянуть в записную книжку.

– Привет, Юрец! – радостно воскликнул Назимов, услышав в трубке знакомый голос. – Да… Давно не виделись… Да, все дела… Ты сегодня дома?.. А какие планы?.. Ничего определенного? Так давай встретимся и пивка выпьем! Давно ведь собираемся!..

СЕРЕЖИК

Деревня называлась Никитино. В одном только Подмосковье найдется, должно быть, еще с десяток ничем не примечательных деревень с таким же названием. Неширокий грунтовый проселок с тремя десятками одноэтажных рубленых домов по обеим сторонам. Пятью километрами дальше – другая деревня, побольше, с клубом и библиотекой. Впервые меня привез сюда три года назад мой приятель Георгий.

Тот год был для меня одним из самых неудачных. Если бы представилась такая возможность, я с удовольствием вычеркнул бы его из жизни, отдав в придачу еще пару-тройку других. Личные проблемы, неудачи в работе, сложности с жильем плюс еще целая куча мелких, как комары, и таких же раздражающих, не дающих вечером спокойно уснуть вопросов – все это наслаивалось одно на другое, спрессовывалось в плотный ком, превращаясь в неподъемной тяжести монолит, к которому страшно было даже подступаться.

Вот именно тогда, вдосталь насмотревшись на мое пришибленное, полуобморочное состояние, которое у нормального человека не могло вызвать иного чувства, кроме отвращения, Георгий, не обращая внимания на мои вялые протесты, покидал в рюкзак первые попавшиеся ему под руку вещи из моего стенного шкафа и почти силой усадил меня в машину.

– Ты так совсем свихнешься, – увещевал меня Георгий, пока я бестолково глазел через открытое окно на проносящуюся мимо неистовую зелень и безоблачное голубое небо, вгоняющее меня в еще большую депрессию. – Или запьешь. Не берусь судить, что лучше, но, поверь моему слову, так оно и будет… Тебе нужно отдохнуть, расслабиться.

– Куда ты меня везешь? – вяло, без особого интереса осведомился я.

– Далеко, – не стал вдаваться в подробности Георгий. – Один, без машины, не выберешься. Это как раз то, что тебе нужно, – пасторальные пейзажи и патриархальный уклад жизни.

Вот именно этого-то я и терпеть не мог. Единственной приемлемой средой обитания для меня всегда была городская квартира со всеми удобствами, и поэтому я с самого начала не ожидал от этой поездки ничего хорошего.

Георгий же был уверен, что все, понравившееся ему, должно приводить в восторг и всех окружающих. Всю дорогу с неослабевающим энтузиазмом он живописал ожидающие меня красоты природы.

Наконец мы прибыли на место. Георгий остановился у третьего от начала деревни дома, посигналил и вышел из машины.

Через минуту на крыльце показался невысокий пожилой мужчина.

– День добрый, Петрович! – радостно отсалютовал ему Георгий.

– Здравствуйте, здравствуйте.

Мужчина неспешно спустился с крыльца.

– Примешь постояльца, Петрович? – кивнул в мою сторону Георгий.

Петрович насупил брови и поскреб пятерней затылок.

– Надолго? – с мрачным видом поинтересовался он.

– Да как придется, – заискивающе улыбнулся Георгий. – На недельку-другую…

Петрович обреченно вздохнул.

– Извини, Георгий, никак не могу. Гости у меня. Племянник с семьей приехал из Ангарска. Вот если попозже, в конце лета…

– Да нет, нам бы прямо сейчас.

– Так что ж, дворов-то много.

– Может, кого посоветуешь?

– Да хоть к бабе Кате. Дом у нее большой, а живут они вдвоем: она да Сережик. Машину-то здесь оставьте, огородами пройдите, так ближе будет.

Георгий вытащил меня из машины и водрузил мне на спину мой же рюкзак. Втроем мы, двигаясь задними дворами, миновали два дома и вышли к третьему, давно не крашенному, покосившемуся, вросшему в землю почти по самые окна, но еще крепкому и вполне пригодному для жилья дому. Проходя мимо распахнутого окна, Петрович постучал по стеклу и крикнул:

– Катерина, принимай гостей!

Обогнув дом, мы вышли к крыльцу из трех ступенек, возле которого нас уже ждала маленькая, сухонькая старушка с веселыми глазками невероятной голубизны. Глядя в эти глаза, можно было решить, что обладательнице их ни разу за всю ее долгую жизнь не доводилось плакать. Одета она была в темное, далеко не новое, но чистое и тщательно выглаженное платье с таким же темным передником, голову покрывал простенький беленький платочек.

– Что за гости такие у меня? – приветливо улыбалась нам баба Катя.

– Пусти жильца, Катерина, недельки на две.

– Да хоть на все лето, терраска все одно пустая стоит.

Так я попал в деревню Никитино, в дом бабы Кати, где, вопреки всем ожиданиям и к искреннему удивлению, нашел покой и забвение от всех своих забот.