Толстая монахиня подошла к ним со слащавой улыбкой на губах.
— Здравствуйте, мадам, месье! Видите ли вы здесь девочку, которую разыскиваете? — спросила она. — Киона, если я не ошибаюсь? У нас нет никого с таким именем.
— Увы, я ее не вижу.
Эрмина прикусила губу, чтобы не расплакаться от жалости и разочарования. Напрасно она вглядывалась в каждое лицо: нигде не было видно прелестной мордашки ее сводной сестры.
Во дворе стояла мертвая тишина. Овид поднял лицо вверх и увидел кусок голубого неба между тучами. Дождь закончился.
— Нет смысла здесь задерживаться, Эрмина. Кионы здесь нет, мне очень жаль. Мы бы ее уже увидели, у них нет никаких причин ее скрывать. Это место вызывает у меня отвращение. Пойдемте отсюда.
Но его спутница сделала вид, что не слышит, переведя взгляд на лица сестер. Она спрашивала себя, скрывают ли эти женщины в длинных черных платьях и белых капорах извращенные и садистские наклонности. Одна из них, самая молодая на вид, смотрела на нее как-то странно. «Должно быть, я похожа на искательницу приключений, на эксцентричную особу в своем мужском наряде, — решила она. — Овид прав: нет смысла здесь торчать. Нужно ехать дальше, но куда?»
Акали, держа руки за спиной, опустив голову, прекрасно знала, где находится Киона. Она незаметно разглядывала лицо молодой светловолосой женщины, такой красивой, с невероятно голубыми глазами, и сделала вывод, что это и есть та самая Мина, о которой ей много рассказывала ее новая подруга. Маленькая индианка колебалась, раздираемая страхом перед наказанием и любовью к Кионе.
«Если никто ничего не скажет этой даме, Киона умрет, — в ужасе подумала она. — Но главная монахиня предупредила нас в классе, что нельзя разговаривать с этими людьми».
Монахиня, открывшая калитку посетителям, повела их обратно. И тогда произошло нечто непредвиденное: одна из пансионерок вышла из строя и подбежала к Эрмине.
— Киона в карцере, — сказала она по-французски. — Ее много били. Я не хочу, чтобы она умерла! Спасите ее, мадам! Вы ведь Мина? Да, я знаю, что это вы!
Если бы молодой женщине понадобилось доказательство, этого уменьшительного имени ей хватило бы с лихвой. Она посмотрела на начальницу с таким презрением и гневом, что та больше не думала скрываться.
— Их необходимо наказывать, — только и проворчала она. — Ваша Киона одержима дьяволом! Настоящая колдунья.
— Это еще надо выяснить, кто здесь колдунья! — воскликнула Эрмина. — Почему вы так поступили? Почему бессовестно солгали нам? Вы что, испугались последствий своих поступков?
Не утруждая себя выслушиванием аргументов сестры, она бросилась к главному зданию, Овид последовал за ней.
Акали стояла ни жива ни мертва. Она знала, что дорого заплатит за свой храбрый поступок, но гордилась тем, что спасла Киону.
Пансион Перибонки, тот же день
В коридорах пансиона царила паника. Небольшая группа монахинь тихо переговаривалась в вестибюле. Брат Марселлен беспокойно расхаживал взад-вперед.
Эрмина шла подлинному коридору за главной монахиней, учащенное дыхание которой выдавало сильную тревогу. Молодая женщина ничего не замечала: ни серого цвета стен, ни окон с решетками.
— «Карцер» — это сильно сказано, мадам Дельбо, — заявила мучительница Кионы, спускаясь по лестнице, ведущей в подвал. — Не будем ничего преувеличивать. Наши так называемые карцеры — это всего-навсего две бывшие кладовки. У нас непростая задача. Нам приходится воспитывать детей, у которых нет никакого понятия о религии и дисциплине. А любое воспитание предполагает наказание.
— Разве это причина наказывать их так жестоко? — спросил Овид. — Наказание! Было бы любопытно узнать подробности о применяемых здесь методах наказания. А также хотелось бы понять, почему вы нам солгали.
Вместо ответа монахиня лишь пожала плечами. Оказавшись на последних ступеньках, молодые люди почувствовали неприятный запах: смесь сырости, мочи и плесени. Сестра остановилась перед дверью, снабженной узкой квадратной щелью с заслонкой, и сунула ключ в замочную скважину. Когда она потянула на себя дверь, ее руки задрожали, поскольку на этот раз до компетентных органов могла дойти катастрофическая информация, особенно если девочка расскажет обо всем, что ей пришлось пережить.
— Упомянутая вами Киона здесь, вы можете ее забрать, — сухо сказала она, силясь придать себе уверенности. — Мы будем только рады от нее избавиться. Все две недели, что она провела у нас, от нее были одни неприятности. Она дерзкая, лживая, несдержанная. Позавчера она спровоцировала падение брата Рожера, который поранил себе колено. Так что мы не могли проявлять мягкость.
Услышав эти слова, Эрмина начала опасаться худшего. Она вошла внутрь, борясь с подступающей тошнотой: запах здесь стоял невыносимый.
— Киона? — позвала она, увидев маленькое тело, скрючившееся на полу. — Нет, это не она, это не может быть она…
Овид подошел к ней и инстинктивно поддержал за талию. Оба с ужасом смотрели на лежащего у их ног ребенка, повернутого лицом к стене, на бритый череп и бледные руки, покрытые синяками.
— Но эта девочка мертва! — испуганно воскликнула Эрмина. — Овид, я ее не узнаю. Это не моя Киона!
Потрясенная невыносимым зрелищем, она не могла ни плакать, ни кричать. Учитель, знаком попросив ее оставаться на месте, нагнулся и осторожно приподнял девочку, затем пощупал ей пульс.
— Эрмина, она жива! Замерзшая, грязная, но живая! Мы успели вовремя, — заметил он голосом, дрожащим от возмущения. — Не беспокойтесь, это действительно Киона. Я часто встречал ее с матерью в Перибонке и не могу ошибиться.
Молодая женщина вышла из своего оцепенения. Она наклонилась, чтобы разглядеть лицо своей сводной сестры, на котором тоже виднелись следы от ударов.
— Да здесь работают убийцы! — воскликнула она. — Господь не может этого допустить, нет, нет!
— Оставьте Господа в покое, — оборвал ее Овид. — Или же вспомните о том, что он дал свободу выбора людям, которые могут быть монстрами или ангелами.
Придя в себя от этого короткого нравоучения, Эрмина погладила лицо безжизненно лежавшей маленькой девочки.
— Моя Киона, любимая сестренка, прости меня! Прости, что приехала за тобой так поздно! Что они с тобой сделали?! Они истязали тебя! А твои красивые волосы…
Охваченная леденящим ужасом, она разрыдалась. Те, кто так издевался над девочкой, могли развлекаться с ней, как с игрушкой. Киона наверняка подвергалась сексуальному насилию. Овид снова призвал ее к действиям.
— Сейчас не время лить слезы. Нужно увезти несчастную подальше от этого ада и как можно скорее доставить в больницу. Надеюсь, что…
Он не договорил, но Эрмина поняла, что он подумал о том же, что и она.