Жослин подошел к своей гостье, чтобы предложить ей тосты с копченым лососем.
— Рекомендую вам отведать их, дорогая Бадетта, — ласково сказал он. — Нужно перекусить, чтобы вино не ударило в голову.
Они обменялись любезностями, и их беседа влилась в общий шум, царивший в гостиной. Эрмина общалась с мэром. Лора и Мадлен слушали сетования Иветты, язык которой развязывался по мере того, как она выпивала все больше шампанского. Мукки позвал к себе Акали, чтобы угостить ее черной икрой.
Никто не видел, как пошатнулась Киона. Приложив руку ко лбу, девочка спряталась за бархатными шторами, окаймлявшими окно. Ее сердце колотилось в груди, внезапно она ощутила сильную жажду.
— Что со мной? — прошептала она. — О нет, нет, я не хочу… Только не сейчас!
Но ее ноги подкосились. Она упала на колени и легла на пол, не в силах справиться с невыносимым головокружением.
Руффиньяк, Франция, тот же день
Тошан прищурил глаза, прежде чем открыть их полностью. Сначала его внимание привлек свет керосиновой лампы. Он оторопело уставился на нее, затем перевел взгляд на стену с обоями в цветочек. Наконец он посмотрел на потолок, покрытый широкими бурыми пятнами.
«Где я?» — удивился он.
Его беспокоил неприятный запах, но он быстро понял, что это дезинфицирующее средство на основе фенола или чего-то еще, может акарицида. Он хотел встать, но тело отказывалось слушаться. «Мне не хватает воздуха, — подумал он. — Надо открыть окно».
Его черный бархатный взгляд скользнул по комнате. Он тут же увидел маленький силуэт в углу и решил, что у него галлюцинации. Там стоял ангел с золотыми кудрями, в лазурно-голубой тунике с серебристыми крыльями, торчащими из-за худеньких плеч. Тошану понадобилось несколько секунд, чтобы узнать прелестное видение.
— Киона! — закричал он. — Киона!
Лицо девочки озарила улыбка, полная нежности, а также облегчения. Потом она исчезла. Некоторое время спустя дверь в комнату открылась. Тошан увидел молодую женщину с округлыми формами и бледным лицом. Ее темные кудрявые волосы были убраны назад гребешками.
— Слава Богу! — прошептала она. — Наконец-то вы пришли в себя! Месье, вы меня понимаете?
— Да, — удивленно выдохнул он.
— Я так и думала. Иногда в бреду вы говорили по-французски.
Она подошла и прикоснулась ко лбу Тошана непринужденным жестом медсестры. Он почувствовал себя неловко.
— У вас больше нет жара. Это хорошая новость! Теперь вам остается набраться сил. Позвольте представиться: Симона Штернберг! Я ухаживала за вами последние недели. Два года назад меня приютила у себя подруга. Мы спрятали вас в этой комнате на чердаке. Из осторожности мы замаскировали окно, ведь мне нужна лампа, чтобы обрабатывать вашу рану, даже днем. В принципе, здесь вы ничем не рискуете.
Она говорила быстро и тихо. Тошан попытался собраться с мыслями. Он вспомнил, как прыгнул с парашютом в темноту ночи. Затем он оказался пленником ветвей дерева. «Дерево… Я поранился, у меня шла кровь, мне было больно. Что было дальше, не помню», — подумал он.
— Меня и мою подругу Брижитт предупредили, что в этом секторе должны высадиться наши союзники. Кое-кто рассказал нам, где вы упали. Я не называю имен, так как следует соблюдать осторожность. Меньше знаешь…
— Благодарю вас, — прервал ее Тошан. — Значит, я во Франции?
— Да, — ответила Симона с грустной улыбкой, — в Дордони, департаменте, который еще два месяца назад находился в свободной зоне. Но теперь это уже не так. Прошу вас, не двигайтесь, вы еще очень слабы. Вы потеряли столько крови! Несколько дней вы провели на грани жизни и смерти.
Тошан молча кивнул. Он пришел в сознание, и на него тут же нахлынули воспоминания, старые и совсем недавние. Он мысленно перебирал их, и его охватывало отчаяние. «Я был в Лондоне, когда узнал, что моя мать умерла. Тала-волчица, гордая и прекрасная! Я был несправедлив к Мине. Милая Мина! А мои дети, как они там?»
— Какое сегодня число? — спросил он, вглядываясь в красивое лицо Симоны.
— 24 декабря 1942 года. Для христиан это канун Рождества. Брижитт с мужем пойдут сегодня вечером на мессу.
— 24 декабря! — удивился он, с ужасом осознав, сколько времени провел в беспамятстве. — А как же вы? Не лишайте себя мессы из-за меня.
— Я еврейка, — ответила молодая женщина. — Я стараюсь не выходить из дома, когда в деревне много народу. Брижитт опасается за нашу безопасность — мою и моего сына Натана, ему шесть лет.
— У меня на родине остался десятилетний сын, — вздохнул Тошан. — И две девочки-близняшки девяти лет.
— Вы ведь не американец и не англичанин? — предположила она.
— Я канадец, — уточнил он.
Симона села на стул возле кровати. Она смотрела на мужчину, за которым ухаживала столько недель, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом его темных глаз. Конечно, ей были знакомы черты его лица и даже тело, но его обжигающий взгляд все же немного ее смущал. Они с Брижитт задавали себе множество вопросов о национальности этого парашютиста, смуглая кожа которого их заинтриговала. В бодрствующем состоянии он показался молодой женщине еще более необычным. Тошан догадался о том, что ее беспокоит.
— Я странный канадец, не правда ли? — произнес он не без иронии. — Мой отец был ирландцем, а мать — индианкой народа монтанье. Так что я метис.
— Но это не имеет никакого значения! Главное, что вы солдат армии союзников, который чуть не погиб во время выполнения задания. Вы проголодались? Пойду вниз принесу вам миску супа.
— Да, я действительно хочу есть, — признался Тошан.
Симона бесшумно вышла из комнаты. Он смотрел на узкую дверь, которая только что закрылась. Она была едва заметна, поскольку не имела ни рамы, ни наличников и была оклеена теми же обоями, что и стены.
«Я видел Киону, — внезапно вспомнил он. — Она была в костюме ангела! Или она стала ангелом? Нет, это абсурд. Эрмина вытащила ее из пансиона, где издеваются над детьми моего народа, а также еще одну девочку, Акали… Да, именно так ее зовут. Моя жена рассказала мне все это в своем последнем письме, да…»
Тошан не мог знать, что Лора организовала живые ясли, поэтому не понимал смысла своего видения. Он приподнял простыню и два покрывала, укрывавшие его. Повернувшись на бок, он ощутил глухую боль в области паха.
— Я в пижаме, — вполголоса произнес он. — Помню, ветка пробила мне верхнюю часть ляжки.
Его пальцы наткнулись на широкую повязку сантиметрах в десяти от пениса. И тогда он понял, что Симона и наверняка ее подруга не раз видели его обнаженным. Это его очень смутило. «В конце концов, у них не было выбора и они спасли мне жизнь!» Тошана заполнило чувство глубокой благодарности. Когда Симона вернулась, держа в правой руке парующую миску, он взял ее левую руку и коснулся ее губами.