Но Дэмиен ничего не говорит, просто держит меня в своих объятиях так крепко, как будто мне нужна лишь эта защита. А когда он наконец нарушает молчание, его слова застают меня врасплох:
– Журналисты вовсю обсуждают версию, что я дал кому-то взятку для снятия обвинения.
Я напрягаюсь и немного подаюсь назад, чтобы увидеть его лицо.
– Вот сволочи.
Уголок его рта слегка приподнимается.
– Абсолютно согласен, но, по правде говоря, меня обвиняли и в худшем.
Я вглядываюсь в его лицо и не вижу ни капли гнева. Что бы его ни беспокоило – уж точно не это смехотворное обвинение. Это лишь часть.
– Ладно, – говорю я. – Продолжай.
– Прокурор официально заявил, что обвинения против меня были сняты после того, как суду были представлены дополнительные доказательства.
Учитывая, что именно так и произошло, я пока еще не вижу проблемы. Но все же ничего не говорю и жду, когда Дэмиен продолжит.
– Теперь пресса настаивает на обнародовании доказательств.
– Ох… – Я крепко сжимаю его руку. – Дэмиен, это…
Я даже не знаю, что сказать. Ужасно? Я вспоминаю, каким подавленным он был после снятия обвинений – а если фотографии увидит весь этот проклятый мир, это будет катастрофа. От одной этой мысли мне становится плохо. И я даже представить не могу, что чувствует Дэмиен – или что будет чувствовать, если фотографии опубликуют. Я шумно втягиваю воздух и пытаюсь зайти с другой стороны.
– Но они ведь не посмеют! Доказательства ведь опечатаны и подшиты в дело? Это же конфиденциальная информация? Что говорит Мейнард?
Я совершенно не разбираюсь в законодательстве, а в немецком – и подавно. Есть ли право у журналистов на ознакомление с уликами? Передаст ли суд фотографии, чтобы спасти собственную репутацию?
– Фогель занимается этим вопросом, и Чарльз остался в Мюнхене, чтобы ему помочь. Его прогноз оптимистичен, но еще рано говорить, чем все это закончится.
– Ясно.
Мне хочется сказать Дэмиену, что все будет хорошо, но я не могу заставить себя соврать. Потому что если фотографии опубликуют, он этого не переживет. Да, Дэмиен сильный, и я знаю, что он выкарабкается. Но как и те шрамы на моих ногах, эти воспоминания будут с ним повсюду. Часть его умрет, и ничто уже не будет как прежде.
– Прости, что сделал тебе больно, – говорит он, проводя кончиком пальца по моим губам.
Чуть приоткрыв рот, я втягиваю палец и провожу по нему языком.
– Не ты ли говорил мне, что боль и страсть идут рука об руку? – тихонько шепчу я.
Я вижу, как темнеют его глаза, и у меня перехватывает дух, когда он опрокидывает меня на узкую кровать. Желание горячей и тяжелой волной захлестывает меня с такой силой, что кружится голова. Дэмиен нужен мне – мне необходимо ощущать его руки на своей груди, чувствовать, как он прижимается ко мне всем телом. Его язык у меня во рту, его член внутри меня. Мне нужно чувствовать связь между нами, наслаждаться ею, тонуть в ней. Мне нужно чувствовать, что Дэмиен мой, а я – его, и так будет всегда.
Рукой он сжимает мои запястья, заведенные за голову. Его хватка крепка, и я морщусь от пронзающей меня боли, затем снова вскрикиваю, когда он резко стискивает мою грудь под тонкой блузкой.
– Тебе нравится?
– О да, Дэмиен, да!
Его губы смыкаются на моей груди, и он посасывает ее через футболку. Дэмиен наваливается на меня сверху, и я не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Губами Дэмиен скользит по теперь уже обнаженной груди. Берет один сосок в рот и сжимает с такой силой, что я выгибаюсь и кричу, когда он закусывает его, стискивая гораздо крепче, чем давешний серебряный зажим.
Дэмиен отстраняется, оттягивая сосок, и я изгибаюсь сильнее, страстно желая снова испытать это болезненно-приятное чувство.
– Скажи, что тебе нужно, – настойчиво требует он.
– Ты. Мне нужен ты.
– Проклятье, Ники, – рычит Дэмиен. – Я не об этом. Скажи, что тебе нужно.
И тут я понимаю: конечно же, он видел бокал, и понял, о чем я думала. Дэмиен знает, он всегда все знает.
– Мне нужен ты, – хрипло повторяю я. – Только ты. Я не собиралась этого делать, клянусь. Я лишь думала об этом, но не собиралась этого делать.
– Ох, детка… – Губы его сливаются с моими, и я ощущаю этот дикий, голодный поцелуй, такой горячий, что мы вот-вот расплавимся и растворимся в нем. Руки Дэмиена скользят по моему телу, и я извиваюсь от этих прикосновений, все чувства обострены до предела.
– Прости, – шепчет он. – Это моя вина, мне так жаль!
– Нет, ты не виноват. Ты даешь мне силу. Боже, Дэмиен, пожалуйста, – добавляю я, не в силах продолжать этот разговор, когда он меня обнимает. – Пожалуйста, ты нужен мне прямо сейчас.
– Ники! – Мое имя звучит, как гимн, когда его руки срывают шелковые трусики и пальцы Дэмиена погружаются в мое мокрое и горячее естество.
Я подаюсь вперед, навстречу его руке. Ярость и боль, которые я чувствовала несколько минут назад, полностью испарились. Это Дэмиен, мужчина, которого я люблю, человек, который мне нужен, и я хочу, чтобы он вошел в меня, дотронулся до меня. Я хочу… черт, я просто хочу его.
Он на мгновение отпускает меня, чтобы снять с себя джинсы и трусы и освободить свой член. Я не могу сдержать стон сладостного предвкушения, когда вижу его. Такой мощный и твердый. Я протягиваю руку, сгорая от желания схватить его.
– Нет, – рычит Дэмиен, и мне приходится повиноваться.
– Скорее, – умоляю я, раздвигая ноги шире и страстно желая его. Я вся в огне, воплощение чувственности, жажды, страсти.
И вот он уже на мне, его губы запечатывают мои, рука снова сжимает мои запястья, а головка члена слегка касается моей пылающей промежности, но не проникает внутрь. Я выгибаюсь и извиваюсь, моля его всем телом, но когда это не помогает, я кусаю его нижнюю губу и требую:
– Сейчас, Дэмиен, трахни меня сейчас же!
И издаю стон, когда он резко проникает в меня.
Самолет попадает в воздушную яму, и я кричу от страха и удовольствия, пока мы парим в свободном падении и наконец снова выравниваемся. От толчка Дэмиен еще глубже проникает в меня. Я хочу высвободить свои руки, сжать его ягодицы, резко заставить его войти еще глубже – но он держит меня очень крепко.
Дэмиен прерывает поцелуй и замирает, пристально глядя в мои глаза. Наши тела соприкасаются лишь в той точке, где его рука захватила мои запястья, и его член так сладко то входит, то выходит из меня.
– Вот так, детка, – говорит он, с каждым разом проникая все глубже. – Я хочу видеть твое лицо, когда ты кончишь. Хочу знать, что я вознес тебя на этот пик блаженства, – и сам пойду вслед за тобой.
Давай же, – рычит он, когда во мне уже пробуждается и нарастает мощный водоворот оргазма. – Давай же, детка… О, да! – стонет он, когда мое тело взрывается.