В принципе, особо переделывать ничего и не пришлось. Платье сразу село хорошо - крой был выбран свободный, да и легкая джинса не требует тщательной подгонки под фигуру.
- Ну, вот... - протянул я довольно, - можешь переодеваться обратно. А я сейчас за часок стачаю все начисто, обметаю швы и завтра принесу тебе его в школу. Отгладишь и можешь на днюхе в воскресенье уже в нем выступать - мне будет приятно.
- Ой, а можно я здесь посижу? Посмотрю. Ну, пожалуйста...
Я усмехнулся:
- Да сиди. Даже хорошо, потом еще раз примерю. Ты, тогда, вон, - махнул рукой, указывая, - мамин халат махровый пока накинь, чтоб с формой не мучиться.
Яся покрутилась вокруг машинки, наблюдая за работой, но быстро свыклась с мыслью, что контролировать мои швы не надо.
- Умело ты, быстро и ни одного лишнего движения, - оценила она скорость, с которой я стачивал кокетку с поясом. - А у нас никто и не знает.
- И слава богу, - испуганно воскликнул я, - пусть так и остается. Мне ж девчонки проходу не дадут. Да что девчонки, ты Кузю представь. От этой так просто не отобьешься.
Яська захихикала, потом прищурилась с иронией:
- Что, и от Томы утаишь?
Я задумался, но руки машинально продолжали делать свое дело.
- Да нет. К новому году что-нибудь сошью в подарок. Вот только как снять с нее размеры тайком, чтоб сюрприз был?
Яся кивнула, принимая задачу, а затем повернулась, пристально разглядывая «Ригонду».
- Дюх, у тебя пластинки какие-нибудь есть? - решилась наконец она.
- Там, внизу, выбирай, - махнул я в сторону тумбы.
Она выволокла стопку и некоторое время с азартом в ней копалась.
- О! - отобрала один конверт, - Сальваторе Адамо! Можно?
- Ставь, конечно, - кивнул я, отстригая нитку.
- А как? - она с опаской кивнула на проигрыватель.
- Смотри.
Я поднял крышку проигрывателя, затем осторожно взял диск за края и бережно опустил на резиновую подкладку вертушки. Вжал кнопку, и черное виниловое тело начало медленно и торжественно вращаться. Неторопливо провел от центра к краям кругляком с бархоткой, убирая редкие пылинки. Двумя пальцами осторожно приподнял звукосниматель и наклонился, прицеливаясь. Плавно, как пилот, нашаривающий колесами полосу, опустил, и игла поймала дорожку. В динамике мерно зашуршало.
Я замер, затаив дыхание. Ох, как давно я не слышал этого колдовского звука! Как тихий треск свечи настраивает нас на правду документа, так и этот, на первый взгляд - лишний шум, каким-то волшебным образом делает музыку настоящей. Есть в этом что-то от таинства рукоположения, передающего тепло ладоней Петра от поколения к поколенью - глубина дорожек винила так же напрямую восходит к дуновению воздуха у губ артиста; поэтому, слушая винил, мы ощущаем жизнь.
Еще миг мы вместе нависали над плывущим по кругу диском, а потом серебряный голос прочувствованно вывел:
- Томбэ ля нэжэ...
- Тю нэ вьендра па се суар... - на удивление ловко грассируя, негромко напела Яся, отступая к креслу.
Она уютно устроилась в нем, забравшись с обеими ногами, и прихватила полы халата коленями. Я встал к машинке напротив, и на музыку начал накладываться короткий стрекот челнока. Но Ясе это не мешало - она умиротворенно покачивала головой в такт и в некоторых местах чуть слышно напевала.
Эта элегическая расслабленность ее и подвела - пола халата предательски выскользнула и упала на пол, приоткрыв стройное бедро почти на всю его длину.
- Ой, - дернулась она, уловив мой возгоревшийся взгляд.
- Ой, - повторил я, напрочь запарывая шов, - да чтоб тебя! Выгоню!
Яська торопливо вернула строптивую полу на место и укорила, глядя исподлобья:
- А вот на Тому так смотри.
- Всеядная я... - предпринял попытку хоть как-то оправдаться.
- Хорошо хоть не плотоядная, - усмехнулась она, уловив отсылку к мультику. На щеках ее проявилось по красному пятну.
- Природа наша такова, - сказал я и поспешил успокоить, - но ты не волнуйся, это контролируемо.
- А может, - лукаво улыбнулась она, - я бы и хотела немного поволноваться.
И тут сквозь музыку мы расслышали негромкий хлопок, донесшийся из прихожей.
Мы замерли, глядя друг другу в глаза, словно застигнутые на горячем любовники. Затем я опасливо двинулся на звук. Яська на цыпочках пристроилась за моим плечом.
Я осторожно потянул дверь на себя.
Первой мыслью было: «Нет. Этого просто не может быть. Мне привиделось», причем я был в этом абсолютно твердо уверен. Не может, ну никак не может мама оказаться здесь и именно сейчас. Не может стоять в двух шагах от нас, переводя растерянный взгляд то на меня, то на открывшуюся ей в глубине моей комнаты картину.
Я молча заглянул в свою берлогу, и мне тотчас захотелось зажмуриться, но зрелище уже успело впечататься в память со всей своей безжалостностью: белый передник был брошен поперек стола, а поверх него разметалось темно-коричневое платье. Один его рукав кружевной манжетой обессиленно тянулся к полу; торопливо вывернутая майка одной лямкой зацепилась за спинку стула.
От красноречивости увиденного я впал в ступор.
- А меня, вот, с работы пораньше отпустили... - как-то виновато сообщила мама.
- ... эмпасиблэ манэжэ, - прочувствованно закончил песню Адамо, и на нас упала звенящая тишина.
- Мама, - решительно выпалил я, - это не то, о чем ты подумала...
И тут я явственно ощутил, что густой туман абсурда, окутывавший меня последнюю неделю, достиг, наконец, своей максимально возможной концентрации.
«Лучше бы это, действительно, ребята Андропова пришли», - промелькнуло в голове тоскливо.
Мама посмотрела на меня с отчетливым удивлением и, даже, озабоченностью:
- Вообще-то, - осторожно, словно ступая по хрупкому льду, сказала она, - я пока успела подумать только о том, что девочка неаккуратно разбросала одежду, и ткань может помяться.
Из-за моего плеча раздался придушенное сипение. Я крутанул головой и, наконец, увидел, как на самом деле выглядит лицо цвета мака.
Обессиленно прислонился к косяку и с беспомощностью понял, что с мыслью о пике сумрачного абсурда я поторопился - тут нет переломной точки, это - экспонента, и меня несет по ней все выше и выше.
- А мы тут... - неловко развел руками и запнулся.
«... плюшками балуемся», - игриво хохотнул, заканчивая фразу, внутренний голос, и я болезненно поморщился.
Мама, прищурившись, молча разглядывала то меня, то Ясю, и лицо ее едва заметно подрагивало.
Я пригляделся к блеску глаз.