Сколько она их знала, они никогда не перенапрягались. Всегда за них работали другие. Этим летом хорошо уродился подсолнечник, вот они и сидели на корточках, стаей, как воробьи на проводе, лузгали семечки, сплевывая шелуху сквозь зубы. И подгоняли тех, кто помладше и послабее.
За это они уже по разу оказывались в штрафном отряде, но правосудие города было гуманно. Сергей Борисович руководствовался подходом, что неисправимых нет, и каждого надо тащить из дерьма.
Но злить их сейчас не надо. Эти нехорошие глаза выдавали истерику. В таком состоянии даже не плохой, а средней паршивости человек может натворить много мерзкого.
Поэтому она попыталась подойти к ситуации прагматично: пусть делают, что угодно, лишь бы не убивали. Все плохое можно потом вытеснить из памяти. Главное, остаться в живых. Потому что очень не хочется в землю.
– Скоро здесь будет Бурый, – нарушил молчание тот, в ком она узнала отпрыска обеспеченных родителей. – И тогда нас пошлют в бой. Надо оторваться, пока есть возможность.
– Мажор, я ж тебе говорил, не трепли языком.
– Да кому она расскажет?.. Ну, что с ней делать будем? Чур, я первый. Уступи другу, ты ж нормальный поц. У меня вон раньше вообще только свеженькие были, телку с пробегом считал как второй сорт.
– Баран ты, – прогудел мнимый олигофрен. – Свеженькая, она ж ниче не умеет. Всему ее учи. А эта, видать, опытная. Ладно, дуй первый.
Маша увидела, как недомерок подошел к ней и остановился в двух шагах. Расстегнул ширинку. Постоял минуту, потом застегнул, сплюнул и непечатно выругался.
– Не, в другой раз, – он смотрел в пол. – Мандраж. На серьезное дело идем… не до этого.
– Сдрейфил? – закатился, давясь смехом Лось. – Не встает? Таблетки принимай. Да ладно, я никому не расскажу. Теперь моя очередь. У меня-то проблем нет.
Маша прикусила губу до крови, когда дверь негромко хлопнула и в комнату вошел третий. Гематоген, этого она узнала сразу.
– Че вы тут третесь? – зло прошипел Роман. – Она моя. Я еще вчера застолбил.
– Ты уверен? – попробовал возразить Мажор. – Старый хрен сказал ее не трогать. А мы так… только потискать.
– Да в гробу я видал этого доходягу. Скажем, она выломиться пыталась, почти удрала. Вот мы ее и приложили по темечку, – мужик погладил увесистый кастет. Этим в отличие от носка можно было вырубить насовсем.
– Гема, не гони лошадей, – включился в спор «умственно отсталый». – Может еще как заложница пригодиться. Она подстилка очень крутого мужика.
– Ну, так пусть поплачет, – зло бросил Ромка, и Марии стало не по себе от его голоса. – Все равно зарежу. Я из-за нее в штрафной отряд угодил, когда эта тварь у меня перегарыч унюхала.
Ах вот оно что, щелкнуло у Маши в голове. Она с трудом вспомнила этот эпизод. Естественно, определила не она сама, а прибор-анализатор. Для рабочего времени «сухой закон» в городе был незыблем, так уж повелось с самого начала. А этот человек был шофером, а не землекопом. Поэтому и наказание было суровым. Ага, тогда он ляпнул первое, что пришло в голову. Что выпил кефира. Все бы ничего, но кисломолочных продуктов в городе не делали. Никто не стал бы тратить молоко. За вранье в глаза ответственным лицам ему срока еще добавили: если уж не умеешь лгать, то не пытайся.
Вот почему он ее ненавидел. Из штрафного отряда он сбежал прямо за стену.
Роман продолжал буравить ее осатаневшим взглядом, то и дело переводя его на своих подельников. Наконец те не выдержали.
– Да ладно, забирай. – Мажор отрывисто кивнул и отошел в сторону, стелясь, как павиан-омега перед альфой. Похоже, даже эти двое побаивались вошедшего. – Чего ты там кушаешь? Че за нямка?
– Котлетка «мяу-мяу». Вкусняшка. На плитке изжарил. Как курочка, м-м-м… – Гематоген обглодал кость, бросил на пол, облизнул пальцы и грубо ущипнул Машу за бедро. – Такая же нежная, гы. Идите жрите, а я пока с ней покувыркаюсь.
Оба вышли, направившись на крохотную кухню, где работники поликлиники сами готовили себе еду. Пищеблок стационара не работал, как и сам стационар. Держать дармоедов на больничном из-за одного чиха в городе было не принято.
Бедный котик, подумала Маша. Выродки, долбаные выродки. Самих бы вас на фарш, на котлеты, нет, лучше свиньям на прокорм…
Гермогененко повернулся к ней, торжествующе скалясь. И в этот момент, словно пение петуха, прогоняющее нечистую силу, где-то совсем близко истошно завыла сирена. Маша никогда бы не подумала, что будет рада этому звуку, который когда-то вырвал ее из прежней мирной жизни и перенес в постъядерный ад.
В дверь начали молотить, потом заорали благим матом. Что-то произошло и явно не по их планам.
Обезьянья рожа Гематогена перекосилась от злости.
– Тогда я тебя просто убью, сучка.
И ударил ее в солнечное сплетение кулаком. На этот раз сознание никак не хотело уходить и не покидало бренное тело, даже когда она почувствовала хруст своих костей от ударов его сапог. К счастью, он не воспользовался кастетом, успела подумать она.
* * *
Обстановка, в которой встретились три старших должностных лица Подгорного, была неформальной. На столе – бутылка коньяка, закуски и горячий чайник. Да и комната была не рабочим кабинетом, а комнатой отдыха, которую прежний мэр устроил для себя на совесть, с мини-баром и сауной.
Но доклад, который делал зам по безопасности Петр Масленников, был всамделишний.
– Пришли ко мне, значит, неделю назад саксаулы… то есть аксакалы из диаспоры и говорят: «Есть у нас три паршивых барана. Из города ходят, долго пропадают, вай-вай. Мы за ними следим, все видим, все слышим. Но если что-то учудят, они нам совсем чужие, да».
– Хитрые какие, – исполняющий обязанности главы города Богданов кивнул и отхлебнул зеленого чая.
– Это еще не все. Сегодня они пришли снова и говорят, что эти орлы вчера на какое-то время отлучались из города.
– На работу сегодня выходили?
– Выходили.
– Ну и добро. Если куда-то еще пропадут, сразу сообщай. Это все?
– Еще Морозов у меня вызывает подозрения и шантрапа из его компании.
– Опять буянят?
– Наоборот, пашут, как тимуровцы. И это подозрительно.
– Так и запишем… встали на путь исправления. Продолжай оперативную работу. Сам понимаешь, могли бы их задержать. Но чем мотивировать? Народ не поймет, – со значением произнес временный глава города. – Эх, скорей бы уже Борисыч возвращался. Погодите… куда Маша запропастилась, блин? Она же обещала прийти.
– Не знаю, Володя. Нам она не отчитывается. Где-то задержалась.
– Телефон не отвечает, – Владимир опустил трубку. – Нет, ну я балдею от этой самодеятельности. Говорили же ей, русским языком: никуда не ходить. И где теперь ее искать?