Все лица теперь обратились в сторону новых гостей, и Тилсбери вышел вперед, обращаясь ко всем:
— Дамы и господа, хочу представить вам махараджу Дулипа Сингха, моего старого и дорогого друга, который сегодня здесь в Виндзоре навестил других, несколько более прославленных друзей, но неожиданно по пути домой в Лондон заехал к нам и любезно согласился присоединиться к нашему маленькому сборищу. Надеюсь, что вы все тепло поприветствуете его…
В этот моменты раздался ропот приветствия и слабые вежливые хлопки.
— …И наконец, я хотел бы благодарить вас за доверие и за то, что вы все эти годы поддерживали меня. Вы все знаете, что сегодня вечером мы прощаемся. В самом ближайшем будущем я уеду в Америку, чтобы продолжить свою работу и исследования там. Но пока я прошу только, чтобы вы разделили этот тост. — Он высоко поднял свой бокал и, сделав паузу, сказал: — За длинную жизнь, за искупление, теперь и в будущем…
Гости, словно загипнотизированные, подняли свои бокалы и повторили его слова, а затем я увидела, как Дулип Сингх заговорил с мамой, поднося ее руку к своим губам и изящно целуя кончики ее пальцев… и тогда я заметила на ее пальце новое кольцо, представлявшее собой маленький венок гирлянд с толстой полоской блестящих изумрудов, окруженных жемчужными белыми опалами. И хотя позднее я пожалела об этом, мне хотелось, чтобы точно так же, как в рассказах старых жен, эти камни принесли только неудачу и несчастье.
Постепенно шум поутих, возобновилась беседа. Я мучилась, снова оказавшись рядом с теми двумя сверхъестественными сестрами, которые теперь сплетничали об индийском принце.
— О, разве он не великолепен! — вырвалось у старшей, — но теперь он стал гораздо меньшим повесой, после того как сюда вернулась его мать.
— Ты знаешь, леди Гарсингтон встретила ее, — добавило существо с черными, как вороново крыло, волосами, как будто я имела какое-то понятие о том, про кого она говорила, — однажды днем в Кенсингтоне. Она просто не могла поверить своим глазам! Всегда ходили слухи о необычной красоте Рани, но, когда она наконец прибыла, было слишком поздно, чтобы оценить это. Ее несли четверо слуг на своего рода поддоне, и она оказалась просто морщинистой рябой старухой… правда, на ней было очень много веревок жемчуга, цепочек и драгоценных камней, так что бедная женщина почти согнулась под их тяжестью, и, подождите, это еще не все, моя дорогая. Самое необычное, что поверх всех тех плавных шелков и завес она надела кринолин, платок и широкую бархатную шляпу, сплошь украшенную шелковыми цветами! Вы можете себе представить? Бедная женщина едва смогла бы двигаться, если бы попробовала. Им пришлось поднять ее наверх в гостиную, что уже драматично само по себе. И там она сидела, сложив ноги по-турецки, сгорбившись и бормоча, словно обезумевшая куча старых раздувающихся на пузырящейся трубе тряпок. Она отказывалась съесть то, что ей предложили, и достала все свои небольшие сумки, полные еды и закусок… сильно пахнущих специями и ладаном! Леди Гарсингтон попробовала все выяснить. Она убеждена, что Рани не может быть намного больше сорока, но она выглядит так, словно ей больше ста! Конечно, — она оглянулась, объявляя громким и драматическим шепотом, — …говорят, что она больна сифилисом!
— Ну, мы не должны повторять сплетни. Леди Гарсингтон сегодня присутствует здесь, — упрекнула ее старшая сестра. — Говорят, что принц Дулип очень предан своей матери, и его не волнует, что болтают в обществе, он счастлив, что теперь живет в Лондоне. Я думаю, это замечательно, что сын так внимателен…
В такой утомительной атмосфере прошло довольно много времени, и с каждым новым перезвоном часов я боялась, что мамины ожидания не оправдаются. Она выглядела сильно разочарованной, когда самые главные слова так и не были произнесены. Гости начали отбывать, обмениваясь теплыми рукопожатиями и высказывая наилучшие пожелания — кроме сестер Миллер, которые были сильно взволнованы и прежде, чем отбыть, выпучив глаза, целовали маму и Тилсбери по нескольку раз в каждую щеку. С каждым новым отъездом мамины надежды таяли, пока не осталось никого, кроме меня, Тилсбери и трех индийских господ. Было легко догадаться, почему они так нарядились сегодня вечером. Конечно, претендент приехал за своим призом.
Тилсбери сказал, что они с махараджи удаляются в его кабинет «выкурить сигару или две и поговорить о некоторых частных делах». Но принц сопротивлялся, говоря, что нет никакой спешки. Он выглядел очень расслабленным и наконец на прекрасном английском произнес:
— Мой дорогой Грэгори, почему мы должны закончить этот восхитительный вечер так рано? У нас достаточно времени для дела. В конце концов, мы ждали все эти годы, что значат всего каких-то несколько часов? Нет, ночь только началась, и я надеюсь, что вы доставите мне небольшое удовольствие. Я слышал так много этим вечером об особых талантах миссис Уиллоуби. Не могла бы она сказать несколько вещих слов о моем будущем?
Он направился в сторону, где стояла я, очень близко к дверям сада. На мгновение я испугалась, что он подумал, что миссис Уиллоуби — это я, но затем вспомнила, как он ранее поцеловал мамину руку. Ободренная вином, забыв обо всех запретах, я назвала ему свое имя и высказала много комплиментов по поводу его наряда. В свою очередь принц восхитился моим жемчугом, говоря, что у нас обоих, должно быть, «чрезвычайно хороший вкус», раз мы носим такие похожие бусы, настаивая, что мы словно близнецы и эти маленькие бусинки соединяют нас обоих крепкими невидимыми узами. Я засмеялась, очень польщенная таким вниманием, и, оглядевшись, заметила, что Тилсбери очень пристально за нами наблюдает. Я, желая его задеть, преднамеренно начала флиртовать и дразнить этого красивого молодого человека. Я отметила его изящный английский и спросила, как ему удается говорить так плавно, и, беспечно опираясь рукой на широкую мраморную каминную доску, он рассказал мне, как в молодости попал в Англию. Я не могла не заметить ноту горечи, которая появилась в его голосе, хотя никогда, даже на секунду, в его улыбающихся карих глазах не исчезала теплота.
— Мой отец, — начала я нервно, — …он давно умер, он служил в Индии. Он был доктором, фактически он там не воевал… — Я подчеркнула этот факт, опасаясь причинить обиду. — Он помогал обучать медицинских работников для нерегулярных пенджабских войск, хотя сам уже был болен… Но боюсь, что вы ненавидите британскую армию за ту роль, которую она сыграла в разделе вашей страны.
— Вы необычайно просвещены для такой молодой особы! — прохладно ответил он, прежде чем сказать с небольшой усмешкой: — Вы или храбры, или, возможно, слишком глупы, предполагая такие вещи? — Затем он сделал паузу и поглядел вниз, стряхивая незримые пылинки с пуговицы на своем рукаве. Казалось, он был погружен в какие-то свои мысли, прежде чем продолжить: — Естественно, мое отношение к британцам неоднозначное, хотя некоторые из моих самых дорогих друзей — англичане.
Он схватил меня за запястье и пристально посмотрел на меня. Было ясно, что этот молодой человек пользовался большим успехом у женщин, но я нашла, что он зашел слишком далеко, и мягко отдернула свою руку. Он, казалось, едва заметил это и просто продолжил говорить, хотя немного хмурясь: