Запели трубы, давая сигнал к выступлению, наша колонна покинула лагерь и двинулась на юг, к Хатре. Было еще утро, когда мы увидели город, массивную каменную цитадель посреди пустыни, именуемой Аль-Джазира. В город вели четыре дороги, с севера, юга, востока и запада. Мы двигались по северной дороге, вдоль которой стояли сегодня отряды отцовского войска. Ряды катафрактов и конных лучников выстроились по обеим сторонам проселочной дороги на целую милю, до самых въездных ворот. Должно быть, там находилось тысяч пять всадников, а на крепостных стенах города можно было разглядеть пеших копейщиков, стоящих по стойке смирно. Когда мы выбрались на последний участок дороги перед самым городом, нам навстречу выдвинулся Бозан со своим сыном, Ватой. Они ехали верхом, а навстречу им шагал пеший воин с римским орлом, которого я взял в бою. Бозан и Вата выхватили мечи, отдали честь отцу и заняли места в процессии, сразу позади отца и Виштаспа. Воин с орлом шагал впереди нашей колонны, прямо передо мною. Когда мы проезжали мимо отрядов конников, стоявших вдоль дороги, латники опускали свои копья, салютуя нам, а конные лучники проделывали то же самое своими обнаженными мечами.
В Хатре проживало сто тысяч жителей, так что город занимал огромную территорию. Весь город был окружен внешней каменной стеной высотой в пятнадцать футов, выстроенной из больших каменных блоков коричневого песчаника, с оборонительными башнями через каждые сто футов. Въехать в город можно было через четверо ворот, расположенных по четырем сторонам света. Стены города окружал глубокий и широкий ров, через который были перекинуты деревянные мосты для проезда. Перед воротами были устроены подъемные мосты, деревянные платформы на мощных петлях со стороны стены; при нужде их поднимали с помощью цепей. Кроме того, их поднимали и на ночь. В качестве дополнительной меры безопасности использовались опускающиеся решетки, по две в каждой караульной предмостовой башне, тяжелые сооружения, опускаемые сверху, с потолка башни. Их можно было быстро спустить вниз, если городу угрожало нападение. Решетки были изготовлены из толстых дубовых брусьев, а внизу утыканы железными шипами. Сверху они удерживались веревками и могли быть мгновенно опущены – для этого требовалось лишь перерубить веревки.
Внутри города, в его северной части имелась отдельная территория, огороженная второй каменной стеной, – дворцовый квартал, в котором также размещались казармы гвардии, городские храмы и дома знати. Этот внутренний город также имел четверо ворот, укрепления которых напоминали скорее форты, нежели просто надвратные башни.
Сотни лет назад район, где теперь располагалась Хатра, был просто оазисом, орошаемым родниками с чистой пресной водой, поступающей из глубин земли. Именно из таких источников теперь заполнялся мощный ров, окружающий город, из них же жители города получали воду, которая давала жизнь их садам и питала фонтаны. А вот территория вокруг города была намеренно лишена воды и оставалась пустыней. Отец говорил, что это сделано на тот случай, если враг вздумает осадить город – у него не окажется источников воды ни для войска, ни для животных.
Мы проехали по мосту надо рвом, который вел к северным воротам внешней стены города, потом под аркой ворот, по деревянному мосту, а затем к воротам второй, внутренней стены. По обе стороны моста стояли по стойке смирно копейщики, а трубачи трубили победный марш, под звуки которого мы и въехали в дворцовый квартал. Миновав ворота, мы оказались на большой площади. В обычные дни она пустовала, поскольку торговцам запрещалось ставить свои лотки и прилавки на этих священных камнях. Зажатая между княжеским дворцом и Большим храмом, площадь служила только для торжественных церемоний. Сегодня нам предстояла именно такая. Площадь являла собой большой четырехугольник, и с южной стороны к ней примыкали казармы гвардии и княжеских телохранителей, а также конюшни. Они состояли из множества помещений для воинов, стойл для коней и комнат для командиров. Позади казарм размещались дома знатных и зажиточных горожан Хатры. Роскошный и просторный дом в этом внутреннем городе мог купить любой, если у него имелись деньги. Сегодня лучшие жители города собрались на площади, чтобы отдать почести князю и его войску, а также и мне, как я думал.
На ступенях княжеского дворца стояла моя мать, царица Михри, окруженная придворными и жрецами. Любой сын считает свою мать красавицей, а я полагал, что моя мать самая красивая из всех, и ее вид сегодня лишь подкреплял мою уверенность. Она была на два года старше отца и почти такого же высокого роста. На ней была белоснежная мантия, подпоясанная изящным золотым поясом. Мантия закрывала ей руки и ноги, а на голове у нее была золотая корона с выгравированным изображением Шамаша. Ее длинные черные волосы от природы кудрявились, но сегодня их умастили маслами, зачесали назад и закрепили золотой застежкой. Стоявший рядом с ней раб держал над ее головой большой зонт для защиты от солнца, которое уже высоко стояло в ясном синем небе. По обе стороны от матери стояли мои юные сестры – Адела и Алия. Так же, как наши родители и я, они обе были высокие и с оливковой кожей. Младшей, круглолицей Аделе, было шестнадцать, и она всегда улыбалась. В отличие от сестры, она казалась совершенно беззаботным созданием, а вот Алия, более тоненькая, всегда была очень серьезной. Слишком серьезной, как я всегда полагал, для девушки всего восемнадцати лет от роду. Сразу за матерью и сестрами стоял Верховный жрец Храма Солнца, Ассур. Ему было уже за шестьдесят, и его длинные волосы и густая борода поседели. Тонкий, как копье, с длинным, костлявым, почти змеиным лицом, он стоял сейчас, уткнув в меня пристальный взгляд своих черных глаз, наблюдал, как я спешиваюсь у подножья дворцовой лестницы. Когда я был еще мальчиком, он всегда ужасно меня пугал; сказать по правде, я считал его самим Шамашем, сошедшим на землю. Надо признаться, он и сейчас действовал мне на нервы, хотя сегодня, я надеялся, он доволен тем, что я привез в его храм драгоценный подарок.
Отец тоже спрыгнул с коня и подошел к супруге. Она поклонилась ему, и он обнял ее под одобрительные хлопки благородных парфян и членов их семей, стоящих на площади. Отец обнял моих сестер, потом повернулся и кивнул Ассуру. Жрец вытянул руки и поднял лицо к небу.
– Помолимся богу Солнца! – провозгласил он.
И мы все, как один, опустились на колени и склонили головы. Голос Ассура звучал громко, когда он читал молитву:
– О великий Шамаш, о свет среди великих богов, солнце, освещающее землю, высокий судья, почитаемый в высоких небесах и на земле! Ты, что даешь свет всем уголкам земли! Ты, что неустанно даришь нам свои откровения, каждодневно определяя судьбы неба и земли! Твой восход – пылающее пламя, ты затмеваешь все звезды на небе! Ты, пресветлый и великий! Никто из богов не может сравняться с тобой, великий Шамаш! Благослови же собравшихся здесь во имя твое! Благослови царя Вараза и царицу Михри, которые по твоей бесконечной милости произвели на свет сына и твоего слугу, принца Пакора, который ныне целым и невредимым вернулся сюда, победив своих врагов, чтобы вознести тебе свои молитвы!
Я был готов взорваться от гордости, когда эти слова разнеслись по площади. Ассур дал нам знак подняться с колен и приблизился к воину, державшему орла, забрал у него римский знак и направился через площадь к Большому храму. Поскольку Шамаш – бог Солнца, главный вход в его храм, большой портик, выступающий на площадь, был обращен к востоку. Шамаш видит все, что происходит на земле, он ведь еще и бог справедливости. У Шамаша и его супруги, Айи, двое детей: Китту, воплощение справедливости, и Мишару, воплощение закона. Каждое утро Врата Неба открываются на востоке, и из них появляется Шамаш. Он следует по небу и опускается затем в Подземный мир. Потом следует ночью через Подземный мир, чтобы на следующий день снова оказаться на востоке.