Я немало размышлял над тем. действительно ли мы имеем дело с фондовым пузырем и если да, то что следует предпринять. Вот если бы рынок за короткое время упал на 30^40%, то можно было бы с уверенностью говорить о пузыре. Иными словами, если я хотел назвать сложившуюся ситуацию пузырем, мне нужно было авторитетно заявить, что в ближайшее время рынок действительно упадет на 30-40%. Отважиться на такое заявление непросто.
Но даже если ФРС признает существование фондового пузыря и решит плавно спустить его, сможет ли она это сделать? В прошлом у нас уже были неудачные попытки, В 1 994 году Комитет по операциям на открытом рынке постепенно повысил ставки на три процентных пункта. Это было сделано для предотвращения ускорения инфляции. Но я заметил, что повышение ставок оказало сдерживающее воздействие на фондовый рынок, который рос на протяжении большей части 1993 года. Затем, когда в феврале 1995-го мы прекратили дальнейшее ужесточение политики, цены акций возобновили рост. В 1997 году мы снова прибегли к ужесточению, но фондовый рынок опять стал расти после изменения политики. Фактически мы лишь немного задерживали долгосрочный рост цен. Из-за того, что повышение ставок не приводило к снижению цен, покупка акций казалась еще менее рискованным занятием. Иными словами, наши попытки лишь создавали почву для дальнейшего роста цен.
Вот если резко повысить ставки, то эффект был бы другим. Я не сомневался. что одномоментное увеличение ставок, скажем, на 10 процентных пунктов взорвет любой пузырь. Но это означало бы страшный удар по экономике и прекращение экономического роста, который мы так хотим сохранить. Вылечив болезнь, мы убили бы больного. С другой стороны, я практически не сомневался, что попытка выпустить воздух из раздувающегося пузыря путем постепенного ужесточения политики, как советовали многие, приведет к обратному результату. Если ужесточение не положит конец экономическому буму и его прибылям, то постепенное повышение ставок, как показывал мой опыт, только укрепит факторы роста. При таком подходе цены акций скорее повысятся, а не упадут.
После долгих размышлений я пришел к выводу, что лучше всего для ФРС сфокусироваться на ключевой задаче — стабилизации цен на товары и услуги. Добившись этого, мы обретем силы и гибкость, позволяющие смягчить экономический ущерб в случае биржевого краха. С такой позицией согласились все члены Комитета по операциям на открытом рынке. Если рынок обвалится, то мы сможем более активно снижать ставки и вливать ликвидность для уменьшения негативных последствий. Прямое упреждающее воздействие на фондовый бум, очевидно, выше наших возможностей.
Мало кто из законодателей удивился, когда в 1999 году я озвучил перед конгрессом философию «возврата к первоосновам». Я сказал, что по-преж~ нему обеспокоен вероятной переоцененностью акций, добавив, что ФРС не собирается идти против мнения «сотен тысяч хорошо информированных инвесторов». Вместо этого ФРС сделает все возможное, чтобы защитить экономику в случае биржевого краха, «Конечно, лопающиеся пузыри вряд ли можно считать благом, но последствия для экономики вовсе не обязательно должны оказаться катастрофическими», — сказал я конгрессменам.
Комментируя это мое заявление. New York Times написала: «Это совсем не похоже на прежнего Гринспена, который два с половиной года назад предостерегал инвесторов от "иррационального оптимизма'». Несмотря на тон газетной статьи, в котором слышалось подтрунивание, в целом впечатление у редактора сложилось правильное. Я действительно признал, что мы не можем с полной уверенностью говорить об «иррациональном оптимизме» иужтем более предпринимать что-либо заранее, Политики, которым я объяснил свою позицию, не возражали. Пожалуй, они были рады, что ФРС не спешит «закончить вечеринку».
По иронии судьбы, вскоре нам все равно пришлось повысить процентные ставки. С середины 1999-го по середину 2000 года мы в несколько приемов подняли ставку по федеральным фондам с 4,75 до 6,5%. Вначале это было сделано, чтобы изъять ту ликвидность, которую влили для защиты экономики в период мирового финансового кризиса. Затем мы уменьшили ее еще немного, чтобы создать «страховую защиту», как выразился Билл Макдоно, от ухудшения конъюнктуры на американском рынке труда и возможного перегрева экономики. Другими словами, мы готовились к очередной «мягкой посадке», когда изменится фаза цикла деловой активности. Но эти меры практически не повлияли на цены акций, которые достигли пика лишь в марте 2000 года, и даже после этого рынок еще несколько месяцев демонстрировал боковой тренд.
Эти проблемы были скрыты пеленой будущего, когда 31 декабря 1999 года весь мир замер, чтобы встретить звоном бокалов Новый год. В Вашингтоне самым престижным мероприятием был ужин в Белом доме, куда нас с Андреа пригласили наряду с Мохаммедом Али, Софи Лорен, Робертом де Ниро. Ицхаком Перлманом, Майей Лин, Джеком Николсоном, Артуром Шлезингером-младшим, Боно, Сидом Сизаром, Биллом Расселлом и десятками других знаменитостей. Чета Клинтонов решила отпраздновать приход нового тысячелетия с большой помпой. Вначале планировался официальный ужин для 360 гостей. Затем в Мемориале Линкольна должно было состояться шоу, транслируемое по общенациональному телевидению (режиссерами этого действа под названием «Творцы Америки» были мои друзья Джордж Стивенс-младший и Куинси Джоунс). Наконец, после полуночи. когда отгремят праздничные фейерверки, всем предлагалось вновь переместиться в Белый дом. где гостей ждал завтрак и танцы до рассвета.
К тому времени я уже догадывался, что готовила мне судьба в новом тысячелетии: руководитель аппарата Белого дома Джон Подеста намекнул о намерении президента Клинтона назначить меня на пост главы ФРС на четвертый срок. Я сказал, что готов согласиться. Анализировать развитие самой динамичной экономики мира, воплощать результаты этого анализа в практические решения и наблюдать за их реализацией — о лучшей должности, чем председатель ФРС, я и мечтать не мог. Да, мне бьшо уже 73 года, но я не потерял творческих способностей, умения выстраивать математические взаимосвязи, тяги к работе — не чувствовал тех изменений, которые заставили бы меня отойти от дел, В посвященной мне книге «Маэстро» (Maestro) Боб Вудуорд написал, что очередное назначение привело меня в «состояние тихого восторга». Должен признать, я и вправду обрадовался.
Это еще больше улучшило мое настроение перед праздником, хотя до официального объявления мы с Андреа держали новость в секрете. Для светского мероприятия в Белом доме она купила бордовое бархатное платье от Badgley Mischka. В новом наряде Андреа выглядела восхитительно, несмотря на свой обычный напряженный график работы и небольшую простуду.
Гости, приглашенные на торжественный предновогодний ужин, заполнили Восточный зал и парадную столовую Белого дома, которые, по восторженным отзывам одного из журналистов, «превратились s феерический воздушный замок, где белые орхидеи и розы возвышались на столах, покрытых скатертями из серебристого бархата». Честно говоря, я равнодушен к подобным вещам. Но когда мы сидели за столом, наслаждаясь вкусом белужьей икры и потягивая шампанское, меня поразила искренняя радость хозяина и хозяйки вечера — его. избранного президентом на второй срок, и ее. начинающей политическую карьеру в сенате. Президент обратился к гостям с тостом: «В эту минуту я не могу не отметить, насколько изменилась