Что же получается? Оказывается, космические тела, подобные «Челябинскому метеориту», вполне можно заметить заранее. Причём – с Земли и за несколько часов до его прохождения недалеко от поверхности нашей планеты. Оборудование, позволяющее осуществлять подобные наблюдения, в России, оказывается, не только имеется, но и более того – оно вполне успешно работает.
В случае с метеоритом, который наблюдался в ночь с 27 на 28 сентября 2013 года, мы видим: его скорость (примерно 15 километров в секунду) была: а) практически идентичной скорости «Челябинского метеорита» (около 18 километров в секунду); б) она была, согласно классификации Николая Моисеева, однозначно гиперзвуковой. И тем не менее все эти характеристики позволили заметить 15-метровый космический объект с Земли за 9 часов до его прохождения на расстоянии 11 300 километров над поверхностью нашей планеты.
Безусловно, любой учёный-астроном на это может возразить: далеко не все астероиды могут быть заранее замечены в силу специфики окружающей их «жизненной» среды, в которой они существуют в космическом пространстве. Это и в самом деле так.
Но с другой-то стороны мы видим, что не всё так однозначно, как нам говорили в случае с «Челябинским метеоритом». Иначе говоря, мы опять сталкиваемся со странностями и противоречиями. Или, как минимум, с недоговорённостями.
В самом деле – что? Я бы с лёгкостью согласился с официальной версией относительно природы «Челябинского метеорита», если бы не столь большое количество противоречий, умолчаний, странных «совпадений» и самых откровенных нелепостей. Даже в кратком изложении их, согласитесь, слишком уж много. Тогда остаются неофициальные, альтернативные версии. Точнее, версия которую можно назвать так: военно-конспирологическая. Суть её заключается вот в чём.
Разработки в области создания и практического применения новых технологий, конечно же, велись и ведутся. В разных странах и в разное время. Применительно к нашей теме, в истории человечества в его современной, последней реинкарнации, подобные технологии начали разрабатываться, как минимум, на рубеже XIX и XX веков – такими учёными, как Никола Тесла и Михаил Филиппов, о чём более подробно я рассказал во второй главе.
Многие из этих технологий, как это часто и бывает, могут иметь двойное применение и могут использоваться как в созидательных, так и в крайне разрушительных целях. Многие из этих технологий были разработаны десятилетия назад, но в повседневную практику они внедряются лишь тогда, когда это выгодно тем, кто обладает собственностью на эти разработки и, стало быть, заинтересован в извлечении максимальной коммерческой прибыли от внедрения (или – сокрытия) этих изобретений. Читатели, уверен, согласятся с тем, что в высказанном мною соображении нет ничего принципиально нового или необычного.
Скорее всего, в случае с «Челябинским метеоритом» мы имели дело с применением (пусть и частичным, фрагментарным) использованием таких технологий уже в планетарном масштабе. Тогда может возникнуть вполне ожидаемый вопрос: кто же применял эти технологии, США или Российская Федерация? Или – обе страны? А я вот думаю, что это даже и не суть важно. И вот почему.
На сегодняшний момент имеется два если и не диаметрально противоположных, но уж точно не идентичных подхода. Первый подход уже не первый год демонстрирует современная российская власть: глобальные научно-технологические прорывы должны происходить под бдительным контролем государства. Желательно – в его, так сказать, структурных подразделениях. Отсюда, к примеру, и создание в различных отраслях российского бизнеса, экономики и науки (в том числе – ракетно-космической отрасли) государственных корпораций. Плюсы такого подхода, безусловно, есть, однако издержки также слишком очевидны, повторяться не буду.
Второй подход, условно говоря, исповедуется в США. Смысл его заключается в том, что государство делегирует частному бизнесу максимум полномочий. В том числе – в деле разработки и внедрения прорывных научно-технологических решений. Либерально настроенные граждане России уверены в том, что это – по сути, безальтернативный вариант, которым должна воспользоваться и Россия, что это – единственно возможный путь дальнейшего эффективного развития как технологий, так и общества в целом. Но так ли это? К сожалению, не так.
К примеру, известный американский экономист и политик, диссидент, основатель нескольких политических организаций, Линдон Ларуш (Lyndon Hermyle LaRouche, Jr., родился 8 сентября 1922 г.) и его соратники придерживаются прямо противоположного мнения: «Многолетняя практика наглядно показала, что как только для реализации какого-либо глобального проекта привлекается частный капитал, сразу же заходит речь о коммерческом расчёте. Вопросы при таком подходе ставятся примерно так: “Насколько дёшево мы сможем сделать то, что нам поручено?”, или: “Если мы должны спасти определённое количество жизней, то в какую сумму нам это обойдётся?”.
Совершенно очевидно, что цену реализации того или иного проекта необходимо устанавливать, исходя из принципа общественного блага, из принципа достижения положительного результата для всей страны и её граждан, а не отталкиваясь от калькуляции затрат на создание того или иного продукта или реализации той или иной программы. По большому счёту, опора на “частников” – это путь в никуда».
Вы спросите меня: а что общего между соображениями Ларуша и его коллег, челябинским инцидентом и пресловутыми новыми технологиями? Связь, между тем, самая прямая.
Трезвомыслящие экономисты сегодня говорят так: если основная цель частного бизнеса заключается в извлечении максимальной прибыли, то нет ничего удивительного в том, что этот самый частный бизнес стремится увеличить рынки сбыта. Так оно и происходило, хотя процесс увеличения рынков сбыта в разные времена принимал разные формы. Было и превращение отдельных стран и целых регионов в колонии. Бывало и так, что отдельно взятые страны и регионы, остававшиеся формально независимыми, становились колониями в экономическом плане (особенно активно этот процесс шёл в 1960—1970-х годах). Бывало и так, что для увеличения рынков сбыта активно использовались искусственно спровоцированные военные конфликты. Использовалась и, так сказать, интенсивная технология: потребление увеличивалось на внутреннем рынке за счёт навязывания населению потребительских кредитов и потребительской идеологии.
Но всему приходит конец, о чём уже не первый год говорят как многие трезвомыслящие экономисты как в России, так и за её пределами. Однако система демонстрирует удивительную живучесть, что не преминули подметить некоторые из её вдумчивых исследователей – например, уже упоминавшийся мной канадский автор Наоми Кляйн. Я совершенно не исключаю мысль, что случай со взрывом так называемого «Челябинского метеорита» 15 февраля 2013 года вполне мог быть одним из испытаний новых технологий, поставленных на службу капитализму нового образца – капитализму «эпохи катастроф».
Очевидно, что применение подобного рода технологий в планетарном масштабе может иметь две вполне прагматичные цели.