– Все.
– Живой? – посмотрел на скрючившегося на земле Рикошета Журналист.
– Вроде, – не очень уверенно ответил тот.
– У дураков свое счастье, – мрачно изрек Журналист.
– Это ты про кого? – насупился Рикошет.
– Не про тебя, – заверил его Журналист.
– Жалко Живоглота, – приподнявшись, Рикошет посмотрел туда, где упал подстреленный сталкер. – Хороший был мужик.
Сказал и как-то странно двинул плечами, будто лопатки хотел вместе свести.
– Вот же… Черт…
Рикошет подхватил валявшийся на земля сучок, засунул его конец под бронежилет и принялся отчаянно скрести спину.
– Что с тобой? – почуял неладное Гупи.
– Не знаю… – Рикошет еще интенсивнее задвигал палкой. – Чешется жутко…
– Давно?
– Да нет…
– Раздевайся.
– Зачем?
– Раздевайся, тебе говорят.
– Да все в порядке.
– Ну, и иди к черту, – отвернулся Гупи.
– Ладно…
Рикошет кинул палку, расстегнул разгрузочный жилет, снял куртку и стянул через голову бронежилет.
– Ох, и не хрена себе! – только и произнес, взглянув на спину Рикошета, Вервольф.
Вся спина «монолитчика» была оплетена паутиной из толстых, едва ли не в палец толщиной, похожих на синие, распухшие вены, вздутий. Странные образования пульсировали, как будто внутри них кто-то двигался. С левой стороны подкожные вздутия перебирались на плечо и, частично, на грудь. И кровоточили в тех местах, где Рикошет скреб их палкой.
– Ну, что там, – вывернув шею, «монолитчик» попытался посмотреть себе на спину.
Муха протянул палец и осторожно надавил на одно из вздутий.
– Ты что, сдурел! – ударил его по руке Гупи.
– По-моему, это какой-то паразит, – не очень уверенно предположил Муха.
– А, по-моему, это то, что уже не лечат, – поставил свой диагноз Вервольф.
– Как ты вообще себя чувствуешь? – спросил Рикошета Шрек.
– Да, нормально, – ответил тот. – Только чешется…
– Еще бы, – мрачно хмыкнул Вервольф. – Чтобы такое – и не чесалось…
– Да что там, в конце-то концов? – воскликнул уже всерьез напуганный Рикошет.
– Тихо, тихо, – успокаивающе похлопал его по плечу Гупи. – Ща во всем разберемся, – он посмотрел на Журналиста. – Что ты об этом думаешь?
– Я согласен с Вервольфом, – ответил тот. – Попытайся вспомнить, где и в какое дерьмо ты вляпался.
– Да не было ничего!
– Ну, значит, ты с этим родился.
– Он к стене спиной прислонился, – вспомнил Гупи.
– К какой стене?
– Ну, там, в Дэд-Сити… Мне сразу она не понравилась, нехорошая квартира.
– Та, из окна которой Гейтс снайперов снимал?
– Нет, та что за стеной. Дверь в которую не открывалась.
– А при чем тут дверь?
– Не знаю… Но это нехорошо.
– А еще кто-то долбился в дверь с другой стороны, – напомнил Вервольф.
– Полтергейст, – сказал Журналист.
– Но, полтергейст-то, вроде бы, не заразный, – не очень уверенно заметил Муха.
– Зато злой, как зараза, – усмехнулся Вервольф.
– Не заразный, но порчу навести может, – сказал Журналист.
– Так, значит, у Рикошета на спине – это порча?
– Не знаю, – покачал головой Журналист. – Но, точно, какая-то гадость.
– Чешется жутко, – снова пожаловался Рикошет.
Гупи тяжело вздохнул и полез в рюкзак.
– Откуда это у тебя? – спросил Гейтс, увидев в руках Гупи диагностическую аптечку-инъектор.
– Оттуда же, откуда у тебя защитный шлем, – вставив в инъектор картридж, сталкер прилепил его на изуродованную безобразными вздутиями спину «монолитчика».
На дисплее замигал зеленый индикатор – идет сбор и обработка данных.
Вервольф с сигаретой в руке присел напротив Рикошета и, задумчиво глядя на него, затянулся.
– Что? – нервно дернул подбородком «монолитчик».
– Теперь ты знаешь, что у Монолита просить, – осклабился «грешник».
– А ты?
– А я еще не решил.
– Монолит не спрашивает, чего ты хочешь, – сказал, глядя в сторону, Журналист. – Он выполняет твое самое сокровенное желание. О котором ты и сам, может быть, не знаешь.
– А… – Вервольф махнул рукой и запустил окурок в кусты.
На дисплее анализатора погас зеленый индикатор. Появилась надпись на английском.
– Чего тут написано? – спросил у Шрека Гупи.
– «Заболевание не диагностировано», – прочитал американец. – «Рекомендовано симптоматическое лечение».
– Ну, ладно, – согласился с таким выводом Гупи и коснулся пальцем окошка ОК.
– Все, песец тебе, Рикошет, – сплюнул в сторону Вервольф. – Даже американская техника отказывается тебя лечить.
– А чо ты лыбишься-то! – сразу схватился за автомат Рикошет.
– Да вот, подумал, обидно, наверное. Ведь, почти уже дошли, а ты залетел. Обидно, а?
– Какое там, дошли, – усмехнувшись, махнул рукой Журналист. – Все самое интересное только начинается.
Гупи вытащил из анализатора использованный картридж и убрал прибор в рюкзак. Тратить картриджи на Рикошета больше не буду, решил для себя Гупи. Ему все равно уже не поможешь, а лекарство и самому может потребоваться. Журналист знает, что говорит.
Ночь прошла спокойно. Только под утро уже завязалась перестрелка с группой зомбированных сталкеров, вышедших на огонек. Было их пять человек. На этот раз никто знакомых не приметил, поэтому и встретили чужаков слаженным огнем из пяти стволов, сразу уложив двоих. Еще двоих подстрелил Гейтс из снайперской винтовки. Последний куда-то запропастился. Может, был ранен и уполз умирать куда-то под кусты. А может, несмотря на промытые мозги, все же понял, что в данной ситуации лучше ретироваться.
Завтракать сели возле небольшого костерка.
Никакой необходимости в огне не было, но с ним как-то уютнее.
Гупи чувствовал себя совершенно разбитым. Утро без чашки свежесваренного кофе – это не утро, а кризис тяжкого похмелья.
О болезни Рикошета все, будто сговорившись, молчали. Но каждый то и дело поглядывал на «монолитчика». Рикошет не говорил, как он себя чувствует, и про голоса, что слышал вчера, молчал. Но выглядел он заметно хуже, чем накануне. Мало того, что теперь он, почти не преставая, скреб спину, плечи и грудь, синюшные вздутия появились у него на шее и на кистях рук. А лицо сделалось болезненно бледным.