Ответом было молчание. Да чтоб вас всех! Зло хлестнув салту, он рванул к дворцу, не заботясь, поспевают ли за ним стражи. Есть и спать под охраной, охотиться под охраной, по улицам родного города плавать тоже с охраной. Даже когда он у наложницы, эти двое торчат за дверью. Хорошо, не глазеют в самой комнате, а то с них бы сталось! Хотя на то, как он раскладывал двуногую, еще как любовались. Впрочем, вряд ли им понравилось. А ведь Алестар еще и потому придумал такое – хотел подразнить стражников, навязанных отцом. Только никто из них даже не шевельнулся. Рыбья кровь! Стоило отдать им девку с земли, да только Алестар был уверен, что откажутся. Не впрямую, конечно, отговорятся, как обычно. Скажут, что долг стража не позволяет отвлекаться.
Алестар вспомнил непроницаемые поначалу темные пятна глаз, и как потом эти глаза кипели яростью и стыдом. Дивное развлечение вышло! Мять горячее непокорное тело, гладить шелковистую кожу, такую непривычно-темную… А потом ворваться во влажную тугую глубину, так, словно всаживаешь клинок во врага, ловить сдавленный стон и трепыханье тела… Все-таки она была красива, эта двуногая. По-своему, конечно, как бывает красива домашняя зверюшка. Приручить бы такую… Заставить выпрашивать еду, брать ее губами с ладони, а потом укладываться и раздвигать ноги, подставляясь хозяину. И брать, долго и сладко, наслаждаясь болью и беспомощностью…
Алестар соскочил с седла у самого входа во дворец, бросил поводья подплывшему слуге. Не глядя на поспешно уводимого салту, толкнул дверь. И почти успокоился, чувствуя, как величие и красота дворца привычно гонят тревогу и раздражение из мыслей. Фрески, выложенные перламутром, жемчугом и кусочками смальты, переливались в воде, как драгоценности из сокровищницы. Иреназе, изображенные на них, охотились, сражались, тешились на ложе и играли с детьми. Их глаза будто провожали Алестара, стремительнее обычного плывущего по коридору. Мозаичные полы, высокие мраморные потолки, бесконечные коридоры… Кое-где фрески казались более светлыми, и Алестар знал, что там, на месте искусно вделанных заплат, когда-то были изображения двуногих. Что ж, хорошо, что даже их вид не оскорбляет взгляд обитателей дворца.
А вот от пары-тройки живых двуногих он бы все же не отказался. Почему отец никогда не разрешал ему завести наложницу из верхнего мира? Хотя бы одну…
Дверь в отцовские покои оказалась перед ним, прервав размышления. Алестар постучал тяжелым придверным молотком, оповещая о прибытии. Потом толкнул дверную плиту, проплыл над ней, качнувшейся на невидимой оси. Личная отцовская комната для работы была пуста. То ли отец занимался делами где-то еще, то ли был в спальне с кем-то из наложниц. Вряд ли, конечно. Повелитель Акаланте давно расстался с юношеским пылом, как подозревал Алестар, и не стал бы тратить дневной период на то, что мог получить ночью. Светильники на стенах сияли ровно и ярко, грибы туарры, заточенные в стеклянных шарах, отдавали свет охотно, даже если в комнате никого не было. Стол со свитками являл привычный образец аккуратности, и даже в расположении письменного прибора виднелась строгая система. Алестар вздохнул, вспомнив беспорядок в собственном кабинете. Где же все-таки отец?
Подплыв к окну, он оперся на кованую серебряную ветку решетки ладонями, положил на них подбородок. За окном колыхался в медленных струях воды сад: дно, покрытое мягкой зеленью, пурпурные и золотистые стебли-листья редких растений, ярко-алые, синие и жемчужно-белые цветы, распускающиеся среди крупных камней. Среди растений метались стайки серебристых рыбок-валарий, колыхались полупрозрачные медузы с длинными щупальцами и розово-голубыми брюшками. Алестар длинно вздохнул, глядя на их размеренные движения, но покой, всегда охватывающий его в отцовском кабинете, сегодня не спешил. Напротив, по коже бежал неприятный озноб, а во рту пересохло. Жабры тоже покалывало, будто вода была грязной, чего, конечно, здесь оказаться просто не могло.
Алестар потер ладонью щеки, чувствуя, как они горят. Заболел, что ли? Может, подцепил какую дрянь от двуногой, чтоб ее светило сожгло?
– …и завтра же, Руаль, – послышался голос отца с порога. – Не тяни.
– Отец!
Обернувшись, Алестар склонился в почтительном поклоне. Выпрямился, откинув за спину мешающие волосы.
– Мальчик мой, – отец протянул руки ему навстречу, положил на плечи широкие ладони. Алестар со смутной тревогой отметил, что отцовские руки, всегда такие теплые, кажутся куда холоднее обычного. Надо будет после разговора к целителям зайти, что ли…
– И с чем же не должен тянуть советник Руаль? – поинтересовался он, видя, как лоб отца еще не разгладился от задумчивых морщин.
– Хорошо, что ты зашел, Аль, – кивнул отец, увлекая его вглубь кабинета, к столу. – Удачно поохотился?
Удачно ли? В памяти вспыхнули бешеные черные глаза и тоска в них пополам с отвращением. И горячая нежная кожа, и сладкие мгновения собственной силы и власти над упрямо-закаменевшим телом…
– Удачно, отец, – усмехнулся Алестар. – Вполне. Ты хотел со мной поговорить?
– Посмотри на это, сынок. Сегодня привезли.
В руки Алестара легла легкая костяная миниатюра по размеру как раз на пару ладоней. С выбеленной кости лукаво и чуть смущенно смотрела совсем юная девушка. Пышные золотистые волосы, светло-карие глаза, отливающие янтарем, чуть заостренный подбородок и изящно вылепленные скулы… Красавица… Алестар почувствовал, как его накрывает тяжелая тихая злость. Началось. Опять…
– И кто это? – поинтересовался он сдержанно, возвращая миниатюру внимательно наблюдающему за ним отцу.
В висках застучали звонкие молоточки, и до дрожи захотелось чего-то сочного: сырой, еще кровоточащей рыбы без всяких приправ и ухищрений или толстых, напитанных влагой водорослей…
– Маритэль, младшая принцесса тир-на-Карианд.
– Что ж, – растянул губы в невеселой усмешке Алестар. – Хорошенькая, я оценил. Дальше что?
– Алестар… – голос отца был мягким, сочувствующим, и от этой мягкости было еще хуже. – Алестар, я горюю вместе с тобой. Но ты же понимаешь…
– О да, – снова усмехнулся Алестар, чувствуя, как к горлу подкатывает привычный горький комок. – Я все понимаю и слышал сотню раз. Она была просто подданной, у нас все было несерьезно, мой долг – заключить брак, нельзя горевать всю жизнь… А мне нет до этого дела, отец! Что, нельзя подождать? Луна не сменилась, как Кассия… Почему нельзя просто подождать?
– Алестар, никто тебя не торопит, – как сквозь немыслимую толщу воды доносился голос отца. – Мы лишь начнем переговоры. Но ты должен видеть, с кем тебя свяжет запечатление, разве нет?
– А какая разница? Да будь она страшна, как мурена, что с того? – зло бросил Алестар. – На то и запечатление.
– Это не так, сын, – мягко возразил отцовский голос поверх макушки опустившего голову Алестара. – Запечатление обеспечит вам взаимное желание на ложе, близость тел… А близость души двое должны выстраивать сами. Принцесса Маритэль прибудет к нам через пару лун, она будет жить во дворце. Перед заключением договора вы познакомитесь, узнаете друг друга получше. Хоть она и младшая, и рождена от наложницы, а не от законной супруги, но король тир-на-Карианд озабочен ее судьбой.