Драка разделяла чувства своего мужа относительно Гул’дана, его темной магии и неприятия войны с человеками, однако каждый миг, проведенный в разлуке, стал для нее испытанием. Одно дело – вместе отправиться на бой, зная, что оба могут погибнуть. И совсем другое – ждать в лагере, ничего не зная о происходящем.
Как будто почувствовав тревогу матери, младенец завозился в корзине. Он открыл странные, но очень красивые голубые глазки и потянулся к ней крошечными кулачками. Драка нежно взяла его ручку в свою и поцеловала.
– Это рука когда-нибудь будет бросать копье твоего отца, Громовой Удар, – сказала она ребенку. – Или, может, ты предпочитаешь его могучий топор Секач, а?
Малыш радостно загулил – похоже, его вполне устраивал любой вариант будущего оружия – и беспокойство в сердце матери чуть ослабло.
– Мой драгоценный маленький боец, – промурлыкала она, – ты истинный орк, и неважно, какого цвета у тебя кожа. Мы научим тебя этому.
Ребенок уже заснул, когда шкуру, служившую пологом палатки, резко отбросили в сторону. Это был Дуротан, вспотевший и задыхающийся. Каждая его черта говорила о том, что все пошло прахом – Драка поняла это еще до того, как он успел сказать хоть слово.
На мгновение муж крепко обнял ее и прижал к груди, а потом кратко поведал о том, что произошло. Во время его рассказа Драка молчала, лишь время от времени потряхивая головой. Нет. Нет. Этого не может быть. Оргрим не мог… он бы никогда их не предал. Однако именно это и произошло.
– Вы с ребенком должны уходить, – решительно отрубил Дуротан по окончании рассказа.
Взяв младенца на руки, вождь поднял его – очень нежно, даже в этот критический миг.
– Сейчас же!
Темный силуэт заполнил дверной проем. Чернорук. Он был весь покрыт брызгами крови, но не вооружен. Теперь ему и не нужно было оружие – хватало и клешни на месте потерянной руки. Схватив Дуротана за волосы, Чернорук поволок его из палатки. Ребенок, так и оставшийся в руке отца, заплакал.
– Ты – предатель, Дуротан! – проревел военный вождь.
Все в Драке кричало, что надо наброситься на Чернорука, но вместо этого женщина не сводила взгляда с мужа. Он не стал сражаться – по крайней мере, не с помощью оружия. И она должна была последовать его примеру.
– Нет, – спокойно ответил Дуротан, словно ничто не могло поколебать его уверенность. – Я – тот, кто ценит орков, которыми мы были раньше. Как и ты до сих пор.
– Это время прошло! – сердито рявкнул Чернорук. И затем, уже мягче, добавил: – Теперь мы лишь пища для Скверны.
На лице военного вождя не было ни гнева, ни ненависти – лишь равнодушие и тоска.
Неожиданно для самой себя, Драка вмешалась в разговор:
– Нет, мы нечто большее. Ты – нечто большее. Надежда все еще жива, Чернорук. Не следует идти дальше по этому разрушительному пути.
Сузив глаза, Чернорук взглянул на нее, а затем вниз, на Дуротана. На одну долгую, напряженную секунду все трое застыли неподвижно, и тишину нарушал лишь плач младенца. Затем Чернорук, зарычав, отпустил ее мужа и отшвырнул прочь. Дуротан тут же подскочил к Драке и передал ей малыша. Она судорожно прижала ребенка к груди. Когда Чернорук заговорил, в его голосе по-прежнему не было злобы, однако сердце Драки заныло от отчаяния.
– Не заставляй меня убивать еще больше невинных, молодой вождь.
Женщина еще крепче обняла сына. Ее взгляд метался между мужем и Черноруком. Дуротан выпрямился и расправил плечи.
– Если я сдамся добровольно…
Рука Драки метнулась вперед, схватив мужа за запястье. Ее ногти впились в его кожу – однако Дуротан продолжал смотреть на военного вождя.
– …оставишь ли ты мой клан в покое? Чернорук ничего не ответил. Драка знала, что ему нечего сказать. Пускай он и был военным вождем, но подчинялся Гул’дану. И сам Чернорук это понимал. Он просто откинул полог палатки и замер в ожидании.
«Вождь всегда обязан поступать так, как будет лучше для его клана», – вспомнила Драка.
Она не могла заплакать, ничем не могла показать, что ее сердце разбито. Она должна была выглядеть храброй ради своего мужа.
«К тому же, – решительно подумала она, – я не дам этому закончиться так».
Когда ее возлюбленный повернулся к Драке и заглянул ей в глаза, он увидел там лишь решимость и неиссякаемую любовь. Они были Северными Волками. И они знали, что любят друг друга. Ни к чему было устраивать нежные сцены на глазах у Чернорука.
«Что бы ни случилось».
«Я думала об имени», – сказала она ему.
«Я выберу имя, когда встречусь с ним… или с ней».
«И как же великий Дуротан сможет дать имя собственному сыну, если я не пойду с ним?»
– Как мне назвать нашего сына? – спросила Драка у мужа, огорчившись, но не смутившись, когда ее голос сорвался.
Дуротан взглянул на ребенка. Когда ее супруг с невыразимой нежностью погладил маленькую головку, спокойствие Драки на миг дало трещину.
– Го’эл, – ответил он, и тут Драка поняла: муж не верит, что вернется к ним.
Дуротан ласково провел пальцем по ее подбородку. Затем он развернулся к Черноруку и вышел из палатки и из ее жизни. Однако он не покинул ее сердца.
Какое-то мгновение Чернорук еще смотрел на нее с непонятным выражением, а потом вышел следом за Дуротаном. Могучее копье Громовой Удар, принадлежавшее Дуротану, и Гараду, а до них Дуркошу, упало с того места, где его оставил вождь Северных Волков, тяжело грянув об истоптанную землю.
* * *
Медив медленно приоткрыл веки и заморгал. Он помнил обе битвы. В одной он участвовал наравне с Лотаром и Ллейном – маг дрался бок о бок с ними, как уже бывало в прежние времена. Он помнил орков и стену из молний.
Но была и другая – сражение, в котором его друзья участвовать не могли. Прежде, чем он сумел помочь им, Медив был вынужден сразиться с человеком в капюшоне, чей силуэт, казалось, был соткан из самих грозовых туч. С тем, чьи глаза мерцали зеленым огнем.
Маг с усилием прогнал непрошеный образ. Он не сдался. Он поддержал своих друзей. Сейчас он понимал, что снова очутился в Каражане, хотя и не помнил, как попал сюда. Повернув голову, Медив увидел ее.
– Ты.
В груди мага потеплело, и он улыбнулся Гароне. Женщина легонько вздохнула, обрадованная тем, что он очнулся. Медив внимательно оглядел ее. Такая сильная. Такая красивая. И такая гордая, несмотря на все, что ей пришлось повидать, несмотря на то, что с ней сделали.
– Где старик?
– Он попросил меня присмотреть за тобой, – ответила полукровка.
– Вот как? «Благодарю, Мороуз».
Ликование Медива чуть поутихло. Он спросил, почти опасаясь услышать ответ:
– А король?