– Будет исполнено, князь!
Федор собрал ратников и отдал распоряжение. Конники рассыпались широкой цепью и стали осматривать местность – овраги, заросли кустарника, скирды с рожью. Я же с двумя русинами направился в деревню.
Недалеко от центра ее стоял многоголосый плач. Туда я и подъехал.
У одной избы я увидел несколько повозок, доверху набитых узлами с трофейным добром. Понятно, татары приготовили обоз. Рядом с повозками стояли связанные люди. Воспользовавшись нашим нападением и отсутствием татар, они безуспешно пытались развязать узлы и освободиться. Тщетно. Разбойники связывали на совесть.
– Хлопцы, рубите веревки!
Русины соскочили с коней и ножами шустро перерезали пеньковые веревки. Освобожденные кинулись к своим избам – узнать, что с семьями. Лишь одна женщина бросилась ко мне. Грязное лицо, порванный сарафан, трясущиеся руки.
– Князь!
Я всмотрелся в ее лицо. Вроде бы тут меня никто и знать-то не должен, кроме боярыни. Ба! Да это же она и есть – сама боярыня Василиса Куракина! Вот уж никак не признал ее среди крестьянок.
Я соскочил с коня.
– Прости, боярыня, не сразу признал. Богатой будешь! – сморозил я от неожиданности ночной встречи.
– Какое там богатство, князь?! Усадьбу спалили ироды, людей многих поубивали, саму в полон взяли. Да из дома моего все мало-мальски ценное вытащили. Откуда теперь богатству быть? – горестно развела она руками. – Спасибо тебе и поклон низкий за выручку-спасение! – Боярыня поклонилась мне в пояс. – Быстро ты на помощь пришел, я и не чаяла, что так скоро здесь будешь.
– Подожди-подожди, ты о чем это говоришь? Ты что, гонца ко мне посылала?
– Ну конечно! Как только татары нагрянули, я холопа своего, Гришку, к тебе за помощью послала, лучшего коня дала.
– Видно, не доехал твой холоп, не было никого. Федор, десятник мой, случайно зарево от пожара увидел да меня поднял. А на дороге – уже совсем рядом от деревеньки твоей – мальчонку встретили, пастушка Митьку.
– Неуж татары Гришку убили? Среди тех, кого в полон взяли, его не было.
– Да и мы убитых на дороге не видели. Утек, наверное, от испуга, да от татар подальше и спрятался. Что делать думаешь, боярыня?
– А что мне остается? Усадьбу, еще мужем построенную, восстанавливать буду. Осень уже, и зима на носу, жилье нужно. А ну как дожди зарядят? Избы ведь сгорели. Только вот ума не приложу, что делать – все ценности татары забрали.
– Экая беда! Вон – все узлы на повозках лежат. Осмотри сама, коли холопам веры нет. Что из дома своего найдешь – забери, в хозяйстве все пригодится.
Боярыня кивнула, соглашаясь. Я уже собрался ехать дальше по улице, сопровождаемый двумя русинами, как боярыня вскинулась:
– Князь, ты еще не уезжаешь?
– До утра побуду – рассвета уже недолго ждать. Сюда спешили, а обратно чего в потемках ехать – ноги коню переломать можно да себе шею свернуть. Тем более, хлопцы мои вокруг деревни твоей все прочесывают – не притаился ли где недобиток какой?
– Слава тебе, Господи, услышал Ты мои мольбы. Плохо в имении без боярина, без сильной руки!
И столько жалости к себе да сожаления в голосе ее было, что меня аж передернуло. И в самом деле. Мне, мужику, и то тяжко управляться с имением, времени на все не хватает. А каково ей тут одной?
Из темноты возник Федька.
– Князь! – в голосе его слышалось ликование. – Пленного взяли да еще холопа боярыни, в стогу прятался. А рядом конь бродил. Его, сказывает. Только че бросил-то? В голову не возьму, темнит он. А еще…
Федька похлопал по узлу с барахлом.
– Чего в узле?
– Откуда мне знать, не смотрел покуда.
– Коли вещи, можете себе оставить – то ваш трофей! Разделишь среди людей своих потом. А коли злато-серебро…
Я не закончил предложение. Федор кивнул:
– Нешто мы не понимаем!
– Волоки сюда татарина и холопа. Допросить желаю.
– Это мы мигом!
Федька обернулся, заложил пальцы в рот и свистнул.
К нам подъехал ратник. К седлу его была привязана длинная веревка, к другому концу которой были привязаны связанные по рукам двое мужиков. Кто из них татарин, а кто холоп, было ясно и так – по одежде.
Я обратился к холопу:
– Назовись!
– Гришка, холоп боярский.
– Подожди-ка, это ведь тебя боярыня ко мне за помощью посылала? Тогда почему тебя в стоге сена нашли?
– Прости, боярин, испужался я!
Федор хлестанул его плеткой по спине.
– Князь перед тобой, смерд!
– Вот что, Федор. Холоп этот трус и предатель. Не исполнил он боярского поручения – за помощью ко мне скакать. Свяжи его, да утром суд учиним.
Холоп, заслышав мои слова, упал на колени и завыл.
– Заткнись, пес смердящий! – Федор от души еще раз угостил его плетью.
– А ты кто? – повернулся я к татарину.
– Юнус.
– Расскажи-ка мне, Юнус, сколько человек в набеге участвовало и где прошли порубежье?
Татарин молчал.
– Не хочешь говорить? Ты думаешь, я просто так возьму да отрублю башку тебе, как воину? Не воин ты, а разбойник. Поутру отдам тебя на растерзание крестьянам этой деревни. За то, что вы здесь натворили, они тебя живьем на части порвут.
– Не надо отдавать, – испугался расправы татарин.
– Тогда говори живей.
– Нас было… один десяток и еще семь.
– Федор, убитых татар считали?
– Нет еще.
– Посчитайте, свериться надо.
– Откуда пришли?
– Из Казанского ханства! – горделиво поднял голову татарин. – Из улуса Юмчи-бека.
– Где шли?
– По Дикому Полю – на той стороне Оки.
– Так ведь заставы на порубежье стоят?
– Напились они, мы их ночью и вырезали всех, – пренебрежительно сплюнул татарин.
Меня передернуло – и что у них за привычка постоянно плеваться?
– Здесь переправились? – показал я рукой в направлении Оки.
– Нет, здесь, однако, река широкая, мостов нет. Дальше отсюда.
– Так, выходит, эта деревня у вас не первая в набеге?
– Еще одна была – вчера ночью на нее напали. Богатую добычу взяли.
Татарин замолк, поняв, что проговорился, да было поздно.
– Добыча где?
– В этой деревне ничего взять не успели, ты отбил.
– А из первой деревни, где добыча богатая была, куда трофеи дели?