А стоял на пороге милиционер с печальным лицом. Когда Мила шепотом поздоровалась, милиционер вздохнул и сказал:
— Можете уделить мне немного времени? У вас в подъезде человека убили.
Листопадов умер, не приходя в сознание, после того, как ему разбили голову неизвестным тяжелым предметом и затащили в подвал. Дверь была открыта в связи с тем, что водопроводчик Митяй занимался там своими прямыми водопроводческими обязанностями. Сам Митяй лежал поодаль от тела и, хотя был жив, не реагировал ни на голоса, ни на свет. Его отправили в больницу, и врачи сообщили, что Митяй проглотил большую дозу снотворного. Милиции предстояло выяснить, какое отношение имеет водопроводчик к смерти Листопадова. Пока они опрашивали соседей, и Мила была второй после Капиталины Захаровны. Она понятия не имела, что говорить. Рассказать правду? Про то, как все началось? Про человека в черных колготках, про отравленную «мексиканскую смесь», про исчезновение Ольги, про частного детектива, снимающего квартиру наверху…
Мила отлично понимала, что, если она вывалит все это на следователя, ее надолго заберут из дома. И уж тогда у нее не будет возможности позаботиться о сестре, да и вообще она может не выпутаться из неприятностей без потерь. А то еще ее саму заподозрят в убийстве. Но сказать, что она вообще не знает Листопадова?.. Нет, так поступить она не могла. Даже не потому, что кто-нибудь из соседей обязательно ее уличит, а из чисто, человеческих соображений.
Узнав, кого убили, Мила не сдержала чувств и сильно плакала.
— Это… Это мой друг, — соврала она, немного успокоившись. — Интимный. Я встречалась с ним. Недолго. Почти ничего про него не знаю. Так, всякую ерунду.
— Ну-ну, — сказал милиционер, облегченно вздохнув. — Личность, стало быть, установлена. — Придется вам, гражданочка, рассказать нам о своем знакомстве с убитым во всех подробностях.
«Только бы Глубоководный меня нечаянно не выдал! — подумала Мила, кусая губы. — Если он неожиданно возвратится в квартиру и напорется на милицию, то может запросто рассказать правду. Если это, конечно, ему выгодно».
Проведя некоторое время в милиции, Мила возвращалась домой в состоянии, близком к истерике. Она ведь так и не успела позвонить Николаю. А вдруг с ним уже связались похитители и, пока она давала показания, Николай начал действовать самостоятельно? Один, без поддержки, этот хлюпик мог здорово напортачить.
Когда Мила уже подошла к подъезду, дверь неожиданно вылетела наружу, и на улицу, словно дикая пантера из клетки, вырвалась живая и невредимая Ольга. Вид у нее, правда, оказался изрядно потрепанным, но ни синяков, ни следов пыток заметно не было. Одета она была ужасно странно — в большие не по размеру джинсы, стянутые на талии кожаным ремнем, и мужскую водолазку, от которой воняло аптекой. Сверху на ней красовалась дешевая куртка из кожзаменителя с подвернутыми в три раза манжетами.
Сестры одновременно издали по восторженному воплю и бросились Друг другу на шею.
— Как же ты меня испугала! — кричала Мила, ощупывая сестру.
— Да я сама испугалась, — призналась та.
— Как ты вырвалась на волю? — накинулась на нее Мила. — Николай заплатил выкуп?
— А за меня что, требовали выкуп? — оживилась Ольга.
— Пока не знаю. А ты виделась с Николаем?
— Его нет дома. А ты с ним виделась?
— После того, как тебя вырвали прямо у него из рук, он прилетел ко мне и рыдал, словно мальчик, — сообщила Мила ту часть информации, которая могла бы, безусловно, порадовать сестру. — Похититель сказал ему, что, если он обратится в милицию, тебе кранты. Мы никак не могли решить, верить ему или не верить. И вот собирались все-таки не поверить, но тут такое произошло! Я потом тебе расскажу. Но что случилось, Ольга? Почему ты на свободе? Ты сбежала?!
— Ах, Милка! Это большая человеческая драма! Так просто не расскажешь. Пойдем к тебе, тяпнем по маленькой…
Мила в ужасе отпрянула:
— Нет, дорогая, давай обойдемся без «тяпнем». И ко мне не пойдем. Лучше в какое-нибудь кафе.
— Только если ты заплатишь. Сумку у меня украли! Ту, двухцветную, с замочком-поцелуйчиком, помнишь? Мою любимую. Она стоила больше ста баксов!
— Считай, что дешево отделалась, — сказала Мила, потащив ее прочь от подъезда. — Уйдем отсюда поскорее.
Они спрятались в крошечном кафе на пять столиков, и Ольга первым делом потребовала у бармена за стойкой пачку сигарет. Придвинув к себе пепельницу, она принялась чиркать спичками, но, поскольку страшно нервничала, головки отламывались и разлетались в разные стороны, словно маленькие болиды. Наконец ей удалось поджечь первую сигарету, после чего последовала минута молчания. Пока сестрица наслаждалась куревом. Мила принесла поднос с кофе и ватрушками.
— Ах, я только сейчас почувствовала, что проголодалась! — воскликнула Ольга. Вообще-то аханье было не в ее стиле. Вероятно, на нее так подействовало похищение.
— Ну, теперь рассказывай поскорее! — потребовала Мила, расправляясь с первой ватрушкой. Когда она нервничала, то всегда старалась наполнить желудок пищей, чтобы не заработать гастрит.
— Мы с Николаем решили отправиться в ночной клуб…
— Это ты очень издалека начала, — перебила ее Мила. — Давай сразу по существу. Когда подъехала машина…
— Это тебе Николай рассказал про машину?
— Ну, да!
— Я не видела никакой машины. В тот момент я кружилась, раскинув руки, и представляла, что я лечу. Над головой было бездонное небо… И тут меня кто-то треснул по башке. Все. Я больше ничего не помню.
Мила застыла с недожеванным куском во рту.
— Как ничего? — даже рассердилась она. — А как ко мне приехала — тоже не помнишь?!
— Да нет, ты не поняла. Я, конечно, через некоторое время пришла в себя. Это было так… так… невероятно! — наконец подобрала она нужное слово. — Как в кино, ей-богу! Я чувствую, у меня все заклеено — глаза, рот, руки, ноги… Все! И кто-то — наверное, похититель, понимаю я, — разрезает на мне одежду острым ножом. Сверху донизу!
Мила проглотила остаток ватрушки и с ужасом поглядела на сестру;
— Так он что, оказался насильником?!
— Да нет, просто извращением, — махнула та рукой.
— Что же он с тобой сделал? — шепотом уточнила Мила.
— Раздел до трусов, привязал к дереву и смылся! — с ноткой обиды в голосе ответила та. — Можешь себе представить такое зверство? На улице страшный холод, я вся затвердела, словно пластилиновая ворона, и поняла, что приму смерть от переохлаждения. Не знала, где я. Подать голос не могла, только мычала.
— Куда он тебя увез? Где ты оказалась? — с замиранием сердца переспросила Мила.