– Как вы смотрите на проблему Ближнего Востока? Раньше вроде бы все было ясно – нашим политическим противником был Израиль, партнерами – арабские страны. Теперь у России есть отношения и с Израилем, и с арабским миром одновременно. Но не оказываемся ли мы в таком случае между двух огней? Ведь отношения между двумя этими сторонами конфликта очень острые, в том числе и в духовно-цивилизационном ракурсе? Какую следует выдерживать позицию России, ведь и та и другая стороны пытаются перетянуть Россию к себе?
– Оптимальной является нынешняя позиция. Искусство политики и дипломатии – четко определить свои интересы. Очевидно, что конфликт между евреями и мусульманами отнюдь не в интересах России. К сожалению, сейчас уровень влияния России в регионе не такой, как у бывшего СССР.
– Сейчас в России складывается несколько парадоксальная ситуация. С одной стороны, РФ провозглашена частью исламского мира. С другой – внутри страны в последнее время отмечается сильный «накат» на мусульман, связанный, в частности, с изданием переводной литературы. Причем под пресс попадает вполне безобидная и далекая от экстремизма литература. Даже официальные мусульманские структуры, вроде Совета муфтиев России, выступают против подобных действий. Более того, определенные круги активно внедряют в обществе мыль, что развитие внешних контактов российских мусульман, в частности направление мусульманской молодежи на учебу за рубеж, своим следствием имеет насаждение идей экстремизма и пресловутого «ваххабизма». Говорится также о необходимости поддержки в противовес этим идеям некоего российского «традиционного» ислама. Но разве возможно, по определению, оторвать российских мусульман (как, впрочем, и представителей любой другой религии) от жизни их единоверцев в мире?
– Запреты на литературу религиозного содержания мне кажутся неоправданными. Истоки же разногласий, видимо, лежат в самой российской умме [7] , в отношениях между ее руководителями. Конечно, постороннему это трудно оценить. Я не располагаю информацией по этой ситуации, да и, честно говоря, не имею особого желания ею располагать. Меня интересуют мир и спокойствие внутри уммы, благополучие моих мусульманских сограждан, но разбираться во всем этом я не берусь.
Что же касается вступления в ОИК в качестве наблюдателя, думаю, что это разумный и оправданный шаг. С народами, исповедующими ислам, России и русским надо дружить. К сожалению, в общественном сознании бытуют клише, которые навязаны нам из-за океана. США создали своего рода мифы – миф «Аль-Каиды», миф Бен Ладена. А для нас мусульмане не абстракция, не миф – это миллионы наших сограждан.
Одной из тем, обсуждавшихся на братиславском саммите, было сотрудничество России с Ираном. Возможность военного удара США по Ирану – одна из самых обсуждаемых тем в мире. Вопрос вышел из разряда теоретических после недвусмысленного предупреждения Джорджа Буша: такое событие вполне вероятно, если Тегеран не свернет ядерную программу. Чем данная ситуация может грозить России? Об этом рассказывает Леонид Шебаршин – бывший начальник Первого Главного управления (внешняя разведка) КГБ СССР, а также начальник резидентуры советской разведки в Тегеране, давно говорящий о неизбежности вслед за иракской иранской кампании США [8] .
– Леонид Владимирович, вы по-прежнему считаете Иран очередной целью Америки? Ведь и войне в Ираке конца не видно…
– Да, маленькой победоносной войны не получилось. И все же глава Центрального командования США Джон Абизэйд заявляет, что Иран не может использовать в своих интересах существующие трудности американских войск в Ираке. Поскольку на земле нет более мощной военной силы, чем Соединенные Штаты. И они способны нанести удар и по другой стране, например по Ирану. Вот вам и ответ на ваш вопрос. Пользуясь специальной терминологией – она в данном случае наиболее соответствует ситуации, – американцы по многим направлениям ведут широкомасштабную подрывную работу против официального Тегерана. Речь идет о создании действенной внутренней оппозиции антиамериканскому режиму, сплочении иранской эмиграции в разных странах, об использовании противоречий внутри страны, скажем между различными этническими группами. Характерная черта тактики США: решающим действиям (началу военного переворота или вторжению в другую страну) предшествует массированная пропагандистская кампания, демонизация объекта, обвинение его во всех мыслимых и немыслимых грехах. Так было с талибами, так было с Ираком. Причем обвинения могут оказаться ложными, но задним числом кого это волнует? В Афганистане Бен Ладена не нашли, зато сменили правительство. Ирак обвиняли в создании оружия массового поражения. Его тоже не обнаружили, как и связей с международным терроризмом, однако также сменили правительство и добились того, что Ирак, по сути, перестал существовать как государство. Созданная там власть ничего не контролирует.
– И при этом министр обороны Сергей Иванов публично выражает готовность отправить в Ирак образцы нового вооружения и инструкторов. Желание упрочить свои во многом утраченные позиции на мировом рынке оружия понятно. Но не слишком ли велик риск оказаться втянутыми в войну?
– Нет резона уходить из Ирака полностью. Россию заставили списать 90 % весьма значительных иракских долгов. Но у нас не та ситуация, чтобы нести экономические потери. Я надеюсь, что решение министра обороны достаточно взвешенное, выявлены и проанализированы нынешние и последующие риски.
– Как бы вы оценили реальность появления у Ирана собственной атомной бомбы? Не приведет ли иранская ядерная программа к созданию оружия массового уничтожения?
– Мне трудно оспаривать мнение МАГАТЭ, которое в резолюции по поводу иранской энергетической ядерной программы констатирует отсутствие такой угрозы. Другое дело, давняя мечта иранских лидеров, начиная от шаха и, думаю, до нынешних правителей, получить ядерное оружие. Хотя бы для того, чтобы чувствовать себя в безопасности от тех же Соединенных Штатов. Но только не в агрессивных целях, я таковых у Ирана не вижу. Увлечение идеей экспорта исламской революции давно прошло, поскольку стало очевидно: ничего хорошего ни Ирану, ни другим мусульманским странам она не дала. Ираном сейчас руководят вполне рациональные и прагматичные люди. Они хотят быть самостоятельными, а не обслуживать чьи-то интересы. Пытаясь разрядить сгущающуюся над страной атмосферу, иранские лидеры готовы на время приостановить ядерную программу, позволить европейским экспертам сделать свои выводы. США же настаивают на безоговорочном свертывании этих программ. Вам это не напоминает предвоенную ситуацию с Ираком?
– Но лидеры США тоже прагматики. Что же за магнит притягивает их в Иран?
– Началась великая битва за передел мировых нефтяных запасов. Энергетические резервы на планете истощаются, прирост разведанных запасов нефти отстает от добычи примерно в десять раз и с 1990 года не восполняет того, что добывается. Некоторые исследователи предсказывают пик кризис с углеводородными ресурсами в 2033 году. Пик добычи нефти уже пройден, дальше показатели будут только снижаться. Примерно то же самое немного позже произойдет с запасами газа. По потреблению нефти США сейчас уверенно лидируют в мире, а вот с ее добычей на территории страны дела обстоят куда хуже. Нефтяные корпорации поняли, что пора предпринимать решительные действия. Крошечный Кувейт, который меньше Нью-Джерси, стоил «Бури в пустыне»: его запасы углеводородов втрое превышают запасы всех североамериканских штатов. Кстати, сразу же после вторжения в Ирак один из «ястребов», заместитель министра обороны США Вулфовец, назвал главной причиной этого предприятия нефтяные интересы. Красноречивое признание сделал, выступая в штате Огайо, и Джордж Буш. По его словам, сейчас уже больше половины необходимой нефти США получает из-за рубежа, зависимость от импорта энергоносителей увеличивается, что угрожает национальной и экономической безопасности страны. В американской политике и на Ближнем Востоке, и на Среднем, да и в общемировой тоже, все более важное место занимает именно нефтяной фактор. Ирак – пример абсолютно откровенный. Если американцам удастся вернуть к прежнему состоянию зависимого младшего партнера и Иран, это будет означать контроль над самыми большими нефтяными месторождениями мира. Они начнут диктовать нефтяную политику и мировые цены.