Примерно в ту пору, когда мы пошли в среднюю школу, Эшли впервые сказала мне, что помнит свое пребывание «вне времени» при нашем рождении. У меня в памяти ничего такого не сохранилось, и было тяжело поверить, что она, только-только появившись на свет, могла что-то запомнить. Конечно, можно было бы решить, что все это простые фантазии, навеянные рассказами мамы о том, как она молилась, или о красноглазом докторе. Но штука в том, что сестра рассказала мне об этом раньше, чем нам стала известна эта история. Эш всегда одинаково описывала случившееся и не путалась в деталях. Поэтому ко времени, когда события стали развиваться, я начал ей верить.
В своих рассказах она никогда не называла место, где побывала, «небесами». Потому что это были не «небеса».
Она стояла босиком на льду замерзшей реки. На некотором удалении от берега виднелся зарывшийся носом в лед огромный танкер с задранной вверх кормой. Его ржавые винты своим цветом напоминали засохшую кровь. На дальнем берегу реки не было ничего, кроме ряда серых необитаемых домов. Но, обернувшись, у себя за спиной Эшли увидела город. Старые здания постройки 20-х годов XX столетия с разрисованными цистернами на крышах. У самой кромки льда – пять круглых башен из темного стекла. Силуэт Детройта.
А на набережной, у подножия небоскребов центра «Ренессанс», – одинокая фигура. Присмотревшись, Эш увидела, что это я, только взрослый. Я спускаюсь на лед, чтобы присоединиться к ней.
И в этот момент она услышала глухой удар.
Ритмичные барабанные удары, низкие, словно дальние громовые раскаты. Постепенно они становились громче, раздавались все сильнее прямо у нее под ногами, и от вибрации ей становилось труднее удерживать равновесие.
Затем послышался звук ломающегося льда. По его поверхности побежали трещины, стремительно заполнявшиеся темной маслянистой водой.
Эшли посмотрела под ноги и увидела, что грохот исходит из-подо льда.
Миллионы людей скреблись и стучали кулаками, пытаясь пробиться на волю, к ней.
Эш бросила взгляд назад, на меня. Я стоял у кромки льда, проверяя прочность ногой и собираясь шагнуть на его мраморную поверхность.
НЕТ!
Она пыталась закричать, однако из горла вырвалось только хриплое дыхание.
СТОЙ НА МЕСТЕ!
Она замахала руками, приказывая мне уходить. Я увидел ее и остановился. Сомнение на моем лице сменилось выражением ужаса, когда я тоже услышал грохот и треск подо льдом.
И тут удары кулаков стихли.
Стучавшие убрали руки, и тогда всплыли их лица. Все разные. Черные, белые, женщины, мужчины. Они смотрели на нее сквозь мутное стекло речного льда.
– Как будто хотели посмотреть, кто это там новый, – говорила Эш. – И они очень удивились, увидев меня.
– Потому что ждали кого-то другого?
– Потому что я была ребенком.
Лед у нее под ногами разошелся. Десятки рук уцепились за ее ноги, колени, ступни. И потянули вниз. В ледяную стужу.
– Я умерла, но меня ожидал не Свет, – сказала сестра. – Это было другое место. Туда я и пойду. Я принадлежу ему.
– Тогда я тоже буду ему принадлежать.
– Нет. Потому что я спасла тебя.
– Но зачем…
– Я спасла тебя, Дэнни.
Эш верила, что это видение, в котором она, едва получив душу, приняла одно-единственное решение – защитить брата от попадания в мрачное место, куда люди могут отправиться после смерти, – стало пророчеством о ее судьбе. И судьба ее была предопределена, когда она не прожила еще и часа. Все это означало, что, хотя Эш внешне выглядела значительно одареннее, ее жертвенность дала брату возможность жить и испытывать полноту бытия там, где она сама жить не могла. Это объясняло, почему моя сестра при жизни могла совершать свои деяния, не будучи живой на самом деле.
Она могла стать ближе к живущим только тогда, когда заставляла других людей испытывать определенные чувства. Похоть, зависть, ненависть.
Или боль…
По мере взросления пелена стеснительности все чаще заставляла меня избегать скопления людей, садиться позади всех и мучительно размышлять, куда девать руки при ходьбе или разговоре. Нельзя сказать, что я был непривлекательным. Высокий, с черными блестящими волосами. «Красивый юноша, если бы ты только приподнял голову, чтобы люди увидели твой взгляд» – это если верить моей матери. Возможно, она была права. По крайней мере, все годы учебы в школе со мной пытались познакомиться девчонки определенной категории – зубрилки или те, которые сами не знали, чего хотели. По их словам, я был несколько долговязым, однако довольно привлекательным, даже сексуальным. Более того, по их мнению, было во мне что-то, с чем они хотели бы познакомиться поближе, некая головоломка, требовавшая своего решения.
Я бы тоже хотел поближе с ними сойтись. Однако Эш никогда бы этого не допустила.
Как бы она ни третировала меня, что бы ни вытворяла с другими, я всегда смотрел на нее как на свою сестру. В то время как она считала меня именно ее братом, рассматривая меня едва ли не в качестве собственности; даже не столько братом, сколько досадным довеском, рудиментом, постоянно напоминавшим ей о чем-то, от чего никак нельзя избавиться.
Но зачем обладать кем-то, кого не любишь?
Это был вопрос, над которым я размышлял все время, пока мы жили вместе, и потом, когда я остался последним из Орчардов. Почему, даже когда я стал взрослым, моя сестра довлела надо мной, не давая ни с кем сблизиться? Убежден, тут все дело в психологии близнецов. Я оставался для моей сестры единственной нитью, которая связывала ее с миром людей, той личностью, которой и она могла стать, если бы при нашем рождении принадлежала этому миру полностью.
И когда она молила меня не бросать ее там, в доме на Альфред-стрит, это означало, что и я сгорю в огне, дополнив ее смерть, как дополнял при жизни. И короткий промежуток времени, пока пожарные не выдернули меня из-под горящих обломков, я был мертв. Потом врачи «Скорой помощи» принялись реанимировать меня, я выкашлял гарь из легких и возвратился к жизни.
Впервые мы с Эш разделились. Там, где она оказалась, ей было ужасно одиноко. И она поклялась сделать так, чтобы и я тоже страдал от одиночества.
Она сама мне об этом сказала, прошептав в ночи. Этот шепот я слышал в струях воды, когда мылся в душе, голос ее звучал в мелодиях, провожавших меня на улицах во время долгих бесцельных прогулок.
Ты не должен был остаться здесь, Дэнни. Но раз уж остался, то будешь жить так, словно ты умер. Как я.
За последние двадцать лет сильнее всего угрозу со стороны Эшли я почувствовал дважды, когда пытался пригласить женщин поужинать со мной. В первом случае дама уже в ресторане спросила, кто эта светловолосая девушка, которая стоит у меня за спиной, и ушла, не дождавшись, пока нам принесут заказ. А во второй раз приглашенная мною женщина позвонила мне сама и сказала, что не сможет сходить со мной по причине внезапного недомогания. Однако по дрожи в голосе я понял, что моя сестренка заходила повидаться с ней.