– Никто в его возрасте не знает, чего он хочет. Так же как в твоем возрасте или в моем, – сказала Диана. – В любом возрасте. Нам кажется, что мы знаем, и иногда мы правы, но только оглядываясь назад. – Она говорила тоном задумчиво-ностальгическим и в то же время назидательным. Джеки вздохнула, но перебивать не стала. Она знала, что все послания предназначаются отправителю, а не получателю. – Мы с Троем любили друг друга. Мы называли это «безоговорочной любовью», и так оно и было. Как только возникли оговорки, любовь испарилась.
– Все случившееся заставило меня задуматься о многом из того, о чем я изо всех сил старалась не думать. Вроде того, что я никого никогда не любила, – ответила Джеки. – Не припомню такого. Я хорошо знаю свой город, но не чувствую, что живу с ним на одной временной шкале. Что-то сместилось.
– Любить – это нелегко, – произнесла Диана, которая почти не прислушивалась к словам Джеки. – Хотелось бы, чтобы Джош полюбил своего отца «оговорочно».
– Он умный парень. Сам разберется, что делать.
– Сколько тебе лет, Джеки? Не говори, если не хочешь.
– По-моему, девятнадцать.
– По-твоему?
– Я не ощущаю, что мне девятнадцать. – Джеки посмотрела в окно на дома напротив, которые вообще ничего не думали. – Женщина, называющая себя моей мамой, спрашивала меня о чем-то из моего детства, но я ничего не смогла вспомнить. Люди думают, что я ребенок, но если это так, то я слишком долго пробыла ребенком. Я не знаю своего возраста.
Когда Джеки произносила эти слова, ей казалось, что она смотрит вниз с высокой вершины или же глядит вертикально вверх на безоблачный кусочек неба.
– Люди смотрят на меня и называют меня девчонкой или же говорят, что я слишком молодая, чтобы заправлять делами в ломбарде. Они удивляются, как мне удается вести такой нелегкий бизнес, а я и сама не знаю. Просто веду его. И всегда вела. Это единственное, что я умею делать. Насколько я могу судить, я занималась этим несколько столетий.
– Ну, когда тебе девятнадцать, все вокруг кажется вечностью, – заметила Диана, глядя на приборную панель и чуть касаясь решетки кондиционера. – Ты когда-нибудь думала, чтобы взять и стать двадцатилетней?
– Мне надо ехать, – заявила Джеки.
– Ладно.
– В том смысле, что это моя машина.
– Хорошо-хорошо. – Диана схватила свои вещи.
– Слушай, – вдруг вспомнила Диана. – Я сказала, что позволю тебе задавать вопросы в кабинете Линн, а потом не разрешила. Я вела себя по-свински.
– Похоже, мы все иногда ведем себя по-свински.
Какое-то мгновение Диана и Джеки смотрели друг другу в глаза, но это ничего не изменило в их отношении друг к другу. Однако этот взгляд установил между ними перемирие.
Диана отвела глаза и захлопнула дверь. Когда она подняла руку и открыла рот, чтобы сказать «Пока», машина Джеки уже отъехала.
Диана вошла в дом, положила вещи и включила радио. Голос Сесила успокоил ее. Он анонсировал несколько городских мероприятий. В Музее запрещенной техники открывалась новая выставка, и это казалось интересным. К сожалению, Диане так и не удалось сходить в этот музей, потому что все его экспонаты засекречены и никому не разрешается на них смотреть. Посещение этого музея – тяжкое уголовное преступление.
Диана бегло просматривала почту, пока Сесил продолжал. Не важно, что он говорил. Мир ужасен. Всегда. Но Сесил напомнил ей, как хорошо расслабиться в этом ужасном мире.
В почте оказался один мусор: пара мебельных каталогов, предложение на новую кредитную карту, дохлая мышь и листовка с купонами на 50-процентную скидку на Луну. Безликая старуха, тайно жившая в ее доме, подвергла предложение кредитки цензуре, вымарав углем целые строчки и цифры. Диана просмотрела купоны, прикинув, как бы кто-то нажился, если бы действительно захотел купить Луну. «Это жуткий кусок породы, – подумала Диана. – Вы меня не проведете».
«Луна – это игра света, внушаемая нам морями», – подумал дом.
Из радио до нее донеслось слово «Чаквалла». Так называлась улица, на которой она жила. Она перестала думать о Луне и о почте и прошла в гостиную. Пристально посмотрела на радиоприемник. Из-за неспособности ее ушей навостриться в нужный момент, она вытаращила глаза, чтобы лучше расслышать голос Сесила. Она слушала то, о чем он говорил, переходя от смутного волнения к острому предчувствию беды и к панике.
Не так уж много в Найт-Вэйле синих двухдверных «мазд» с двойными красными полосами. Диана совсем недавно сидела в одной из них. Не так уж часто встречаются хетчбэки «форд» темно-вишневого цвета. На одном из таких ездила Диана.
Все, чего она боялась, происходило сразу. А боялась она только одного.
– Нет! – закричала она. Она продолжала выкрикивать это слово, потому что не знала, что можно было сделать, чтобы что-то изменить, и от крика ей становилось хоть немного легче. Ее никто не слышал, кроме дома и безликой старухи, тайно живущей в нем.
Диана открыла дверь гаража. Включила свет. Темно-вишневого хетчбэка в нем не было.
– Черт подери, Джош! – Она ринулась к комнате Джоша. Постучала. Потом еще раз. Открыла дверь. Никого.
Она волновалась за Джеки и кипела из-за своеволия Джоша.
Джош не ответил на звонок. Джеки тоже. Вызовы сразу переадресовывались на голосовую почту.
Диана отправила им эсэмэски. Ответа не последовало. Она выбежала через входную дверь и рванулась по Чаквалла-роуд мимо нескольких пересекающих ее улиц к месту аварии.
«Что такое крыша – голова дома, волосы или его шляпа?» – подумал дом.
– Все еще только начинается, – прошептала безликая старуха из-за стиральной машины Дианы.
Голос Найт-Вэйла
СЕСИЛ: …Авария на пересечении Лампасас-авеню и Чаквалла-роуд. Все ведущие на запад полосы Лампасас-авеню перекрыты, и на месте происшествия работают бригады «Скорой помощи».
Несмотря на то что на месте аварии находится всего одна поврежденная машина, синяя двухдверная «мазда» с двойными красными полосами, которая выскочила на разделительную полосу и врезалась в фонарный столб, свидетели описали вторую машину. Ею оказался «форд»-хетчбэк темно-вишневого цвета, подрезавший «мазду» и умчавшийся прочь. Водитель «мазды», женщина лет двадцати, отправлена в больницу. О других пострадавших не сообщается.
Тайная полиция шерифа подозревает, что виновник аварии мог скрыться с места происшествия, и просит всех, располагающих какой-либо информацией, немедленно сообщить об этом. А пока что полицейские используют это время, чтобы побольше узнать о трехмерном рисовании мелками.
Несколько офицеров уже нарисовали косатку, повисшую в прыжке над вспененной океанской волной. Вся картина занимает примерно три метра в ширину. Она просто великолепна, потому что обладает не только почти фотографической реалистичностью, но и создает впечатление, что кит выплывает прямо из улицы. Просто поразительно, как они смогли все это нарисовать за пятнадцать минут, одновременно расследуя крупное ДТП. Вот это да!