Мы уходим. Если сведения моей Девочки верны, а не доверять ей я почему-то не хочу, то мы сможем добраться до убежища, о котором она говорила, за пару дней. Мясник, Электрик и оставшиеся будут прикрывать наш отход. У Мясника совершенно потерянный вид. Видимо, мысли о сыне не отпускают. С таким настроем очевидно, что бой Алексею они не дадут. Усталые, серые, полуистлевшие люди, с которыми я провёл лучшие два года моей жизни.
Сестра остаётся здесь. Мне так и не удалось её найти. Проповедник говорит, что она забилась в какой-то тёмный угол и наотрез отказалась оттуда выходить. Он, похоже, стал с ней разговаривать самостоятельно, минуя меня. Впервые за столько лет мы с Сестрой расстаёмся, но, наверное, так действительно будет лучше. Она со мной в этом Бункере с первой минуты, всё тут знает, так что сможет подсказать что-нибудь оставшимся героям.
Я обнял их всех на прощание, этих моих последних друзей. Думал, что уже забыл, как плакать. Уговариваю их вести себя спокойно и не лезть на рожон. Алексею с его отрядом проникнуть к нам будет трудно, на штурм они вряд ли пойдут, слишком велик риск больших потерь, а у них, я подозреваю, так же, как и у нас, каждый человек на счету. В общем, логичнее всего пересидеть и переждать, вести трудные и нудные переговоры, постараться выведать, что там у них. Кто знает, может, удастся объединиться в единую большую семью. Если так, то ты был прав, Плотник…
Переоденусь-ка я на прощание, тут у нас много разной одежды осталось после всех наших дел… А то все два года в одной и той же куртке проходил. Что уж, разве президент не имеет права на достойную куртку? Пистолет один я с собой возьму, тот самый пистолет, который от её отца, а больше нам ничего и не надо.
Проповедник обещает за нас молиться. Хуже не будет, пусть себе молится.
Прощай, дорогой мой бородатый зелёный фанатик-гуманоид. Оставляю эту тетрадь в заветном месте, надеюсь, что Алексей её не найдёт, а если найдёт, то не тронет. Алексей, не уничтожай эту тетрадь, пожалуйста! Возможно, она – единственное свидетельство, доказывающее существование нашего мира. Здесь в полутьме и холоде подвала она пролежит многие столетия, пока кто-нибудь не откроет её, чтобы прочитать историю Последней Девочки.
А нам надо бежать. Время не ждёт. Прощайте. Попробуем спастись.
Он называл меня Проповедником, он просил меня возносить молитвы, но я лишь жалкий червь пред ликом Его. Я здесь, на этой земле, чтобы изложить Вам учение Его. Итак, слушайте. Вначале была цифра. Это была цифра 0. Потом была другая цифра. Это была цифра 1. Вместе они сложились в первое сочетание. Это было 01. А потом они стали складываться по-разному. Дух Божий складывал их по усмотрению своему. Однажды у него сложилось вот так:
01110110 01101110 01100001 01100011 01101000 01100001 01101100 01100101 00100000 01100010 01111001 01101100 01100001 00100000 01110100 01100011 01111001 01100110 01110010 01100001
И увидел Бог, что это хорошо.
Потом он стал складывать по-другому. Например, так:
01101001 00100000 01110100 01100011 01111001 01100110 01110010 01100001 00100000 01100010 01111001 01101100 01100001 00100000 01101111 01110100 00100000 01100010 01101111 01100111 01100001
И снова вышло хорошо. Бог стал выкладывать цифрами планеты и звёзды, зажигать квазары и заливать океаны.
Всё-то шло хорошо и красиво, но чего-то не хватало Богу. Точнее говоря, кого-то, кто мог всю эту красоту созерцать.
Тогда решил Бог создать по образу и подобию своему человека. (Тут надо кратко пересказать историю и… неразборчиво…, чтобы было ясно, откуда взялась Сестра и Профессор – Спасители Рода Человеческого, которые… неразборчиво…)
И тогда решил Бог послать на Землю Дочь свою возлюбленную и с нею Сына своего возлюбленного… неразборчиво…
Раз уж тут все про себя пишут, то я тоже напишу немножко. Вообще-то я не священник и уж совсем не проповедник. Это он так, пошутил, а другие и подхватили… Рясу я взял у отца Георгия, вот уж кто был святой человек. Мы с ним почти два года спасались. Когда начались все эти события, я в церковь пошёл, не знаю даже почему, душа потянулась, что ли. Там мы с ним и познакомились. Отца Георгия там все знали, много народу вокруг него собралось. Потом умирать начали, быстро так, один за другим, отец Георгий еле успевал отпевать. Я тогда впервые и Священное писание прочитал, и молитвослов. И ещё у отца Георгия много книг было всяких, старинных. Сам-то я, вообще-то, наполовину татарин по отцу, зовут Эмиль, так что можете называть меня отец Эмиль Исламович, хотя я и не рукоположен, но сейчас-то какая разница.
Маму не помню свою, рано умерла. В церковь-то я и не ходил никогда раньше, а тут вот пришёл к отцу Георгию. Он мне говорил, что это не страшно, что я татарин, главное, что у меня душа к Богу тянется. Я в жизни только двух таких великих людей видел: отец Георгий и вот Профессор. Я всё запишу, что они говорили, я всё помню, у меня как будто в мозгу такой аппарат, который всё записывает. Я когда глаза закрываю, то у меня такая чёткость вдруг настаёт, как будто я вообще всё понимаю и вижу. Так что осталось только записать это всё: про Профессора-пророка; про Сестру его, которую слышать дано не всем, но вот я кое-что слышал; про отца Георгия-предтечу; про «Розу мира»; про «Цифрового Бога».
Я сейчас соберусь с силами и буду писать дальше… неразборчиво… после института в страховую компанию пошёл, потом предложили место в налоговой, я согласился. Платили не очень, зато спокойно всё, в шесть вечера уже дома. Отец Георгий совсем не такой был, он святой, кругом всё взрывается, а он в храме служит. Он меня многому научил, все тропари наизусть помню. Я очень плакал, когда он умер, вокруг совсем уж никого не было, я последний остался. Потом я всё шёл куда-то по снегу. Сначала в банду Михея попал, прости господи, потом в банду Сморчка. Они меня не убивали, просили, чтобы я за них молился, ну я и молился…
Это пишет Плотник. Я забрал тетрадку у этого ненормального, которого Профессор, как видно, из чистого любопытства, граничащего с маньячеством, зачем-то приютил здесь, в Бункере. Я всегда подозревал в нём эти садистские наклонности, эту неуёмную, невесть откуда взявшуюся тягу к власти и к всеобщему поклонению, но чтобы завести придворного пророка, воспевающего твою божественность, это уж совсем! Ничего я ему не намекал, как он тут пишет, я его всячески пытался отговорить от глупых и безрассудных поступков, но, как видно, так и не смог. Я уговаривал его, умолял и унижался… Ладно, тебя не жалко, старика, но девочку-то ты зачем утащил?
Я пролистал эти твои полные самолюбования записки. Не могу сказать, что они совсем не произвели на меня впечатления, скорее наоборот: они всколыхнули во мне забытые воспоминания, вернули меня в то время, когда я в одиночестве бродил по пустынным чёрным улицам, в то полное беспросветной тоски время, когда мне было всё равно – жив я или мёртв. Я написал об этом рассказ, правда, незаконченный. Я, вообще, много чего пытался написать, уже потом, в Бункере. Сейчас, по истечении некоторого времени, эти мои наброски кажутся какими-то жалкими попытками творчества, неудачной пародией на кого-то великого.