— Потом, мэн, всё потом. Рвёрвёмм когти.
Он побежал, Маша — за ним, и Тимуру ничего не оставалось, как поспешить следом. Поднимаясь по лестнице, между пролетами которой только что свалился, он сказал:
— Погодите, там же выброс.
— А сколько они длятся, мэн? — донеслось сверху.
— Когда как. Иногда долго, иногда несколько секунд.
— Ну так проверим!
Им повезло — выброс закончился, и когда троица вывалилась из развороченных дверей наружу, мир снова был прежним. Тимур сунул «слизень» в контейнер, а когда захлопнул крышку и поднял глаза, Растафарыч уже лез в вертолёт и Вояка забиралась следом.
Эхо донесло звук удара — в подвале здания выламывали дверь.
— Ты что, умеешь управлять этим? — удивился Тимур, обегая машину.
— Я на таких летал! — крикнул изнутри Растафарыч. — Я ж учился, потом служил!
В кабине было два сиденья впереди и четыре сзади. Когда Тимур уселся на одно из них, зарокотал пропеллер.
— Что там случилось внизу? — спросил он, подавшись вперёд и схватив Вояку за плечо. — Кто там был?
— Они меня исследовать хотели! — нервно выкрикнула она сквозь нарастающий рокот. — Убить и исследовать!
— Кто хотел?
— Научники эти. Сюда привезли, тут двое в халатах. Раздели, гады, рубашку эту напялили, положили на койку, пристегнули. Провода всякие на голову, а рядом прибор такой, и в нем, в зажиме, эта штука, которую ты забрал. Патлатый их все бегал вокруг, суетился…
— Кто тебя сюда привез?
Она стала отвечать, но за рокотом винта Тимур уже не разобрал ни слова. Растафарыч, не оборачиваясь, сунул ему большие чёрные наушники с микрофоном, он нахлобучил их на голову. Зашипело, и раздался голос волосатого:
— Мэн, потом расскажем, сейчас валим.
Вертолёт начал взлетать, кренясь на правый бок.
— Куда валим?
— В Маврикию, ёлки! Куда-куда? Куда угодно, лишь бы подальше от этих…
— Мне надо в Могильник! — Тимур откинул крышку контейнера. «Слизни» снова срослись, даже без помощи с его стороны, — получившийся большой артефакт едва умещался в железной коробке. — В Могильник, но сначала надо заснуть, чтобы поговорить с братом!
Два удивленных лица повернулись к нему, и вертолёт, взлетая над зданием, накренился сильнее.
— За баранку держись! — крикнул Тимур. — Или что там у тебя…
Покатое лобовое стекло пересекла дорожка белесых пятен, состоящих из тончайших, как волоски, трещин: кто-то снизу дал очередь.
— Мазафаки штопаные! — Растафарыч подался вперёд, и, будто повторяя его движение, машина клюнула носом, задрав хвостовую штангу.
Две полосы протянулись из-под кабины к зданию. Внизу рвануло, и стена осыпалась, а потом дом, под которым пряталась лаборатория, пропал из виду.
— Не знаю, о чём ты толкуешь, школьник, — зазвучал в наушниках голос Растафарыча, — и что это за Могильник такой, но отсюда мы летим со всех лопастей.
* * *
— Что оно делает? — повторил Филин удивленно, присев над седовласым вихрастым мужчиной в белом халате. — Это точно?
Петрарка ещё что-то сказал, потом замолчал, неподвижно уставившись в потолок. Выпрямившись, Филин повернулся к стулу, на котором сидел охранник, — последний из оставшихся в живых людей Седого. Бок его Гадюка перемотал, предварительно ножом выковыряв дробинки; делал это бандит, естественно, без наркоза, даже водки охраннику не дали, и вид у того был жалкий.
Сняв с плеча дробовик, Филин поставил ногу на край стула и нагнулся к нему. Глядя в глаза и легко постукивая стволом по колену, спросил:
— Вертушку водить умеешь?
— Да-да, — промямлил тот. — Я пилот.
Он пытался держаться, но губы его тряслись, и часто дёргалось правое веко.
— Улетела твоя вертушка, пилот, — вставил Боцман. — Куда она полететь могла?
— Я н-не знаю.
— А топлива много в ней? Далеко улетит в случае чего?
— М-много. Далеко.
— Как тебя звать? — спросил Филин.
— П-петр.
Главарь с помощником переглянулись — покойного Огонька тоже звали Петром.
За их спинами по помещению бродил Гадюка и собирал оружие. Жердь, повесив на грудь сумку убитого напарника, раскрыл её и бессмысленно пялился внутрь. Смерть Огонька выбила его из привычной колеи — в Зоне они всегда были вместе, и теперь в душе Жердя образовалась большая холодная дыра. А ещё он ощущал себя виноватым перед Огоньком за то, что… Зона его знает за что. Не прикрывать же было напарника своим телом, потому что тогда бы он, Жердь, лежал бы сейчас там в дверях. И теперь Огонёк мёртв, а он жив… Бандит передёрнул плечами и вышел из комнаты. Филин стал задавать пилоту новые вопросы, а Боцман, обернувшись, увидел, как Жердь склоняется над Огоньком, как поднимает его на руки, и спросил:
— Эй, ты чё?
Жердь молча зашагал к лестнице.
— Ты что делаешь? — повысил голос Боцман.
— Похоронить надо, — глухо ответил бандит. Боцман пригладил бакенбарды, хотел возразить, но промолчал. Жердь утопал наверх, а до его ушей донеслось слово «маячок», и он повернул голову:
— Повтори!
Петр испуганно покосился на него, перевел взгляд на Филина. Тот кивнул.
— Шеф… шеф всегда всё контролировал, — сказал пилот. Выглядел он уже получше, будто собрался с силами и нашёл в себе мужество не трястись перед бандитами. Губы больше не дрожали, глаз почти перестал дёргаться. — Всё вокруг, всех людей. И технику. Хотел всегда знать, кто где находится…
— Это как? — не понял Боцман. Пилот отвернул воротник и предложил:
— Пощупайте.
Филин первый протянул руку, за ним помощник. В шве было твёрдое утолщение. Боцман недоуменно нахмурился, но Филин сразу понял и сказал:
— Маячок?
Петр кивнул.
— Дальше что?
— У всех людей, кто его окружал, в одежду маячки вшиты.
— И вы об этом знали?
— Конечно, а как же? Ведь в любой форме, в костюмах, которые на службе носили… Шеф не скрывал.
— Ну и псих этот ваш Седой! — удивился Боцман.
— Кто? А, это вы шефа так… Точно, он психом был, — согласился пилот. — И у него в комнате позади кабинета целый следящий центр. Я там не был, Владлен говорил. Экраны, динамики… Он мог, если хотел, узнать, где находится любой из его людей.
— И вы терпели? А чего б не уволиться просто?
Петр осторожно потрогал раненый бок.
— Легко сказать. Он же… Один как-то попытался уволиться. Охранник.