Но у Биргитты остались все друзья. Она ездила домой к маме и смотрела фестиваль шлягеров, купила старый хутор около Люкебю и смогла развести там яблоневый сад.
– Извини, – сказала Анника. – Извини, что позвонила. Зря я это сделала. Я не заслужила помощи, во всяком случае от тебя.
– Ах, оставь ты это, – перебила Биргитта. – Просто я работаю с двенадцати до закрытия всю эту неделю и следующую тоже, иначе они могли бы побыть здесь.
В комнате вроде немного потеплело. Плечи перестали дрожать.
«Иначе они смогли бы ведь побыть здесь». Иначе. Они смогли бы.
– Предрождественский ажиотаж? – спросила Анника.
– И все дополнительные деньги, которые я заработаю, уйдут на рождественские подарки, то есть это вместе лишь ходьба по кругу…
Анника рассмеялась: оказывается, все было так просто.
– Конечно, за ними может присмотреть Стивен, но он не слишком ладит с детьми.
Анника бросила взгляд на диван и вспомнила, как голос Биргитты стал тише, когда Стивен не хотел подниматься с него в субботу вечером. «Не тяни его так, он может рассердиться. Не разговаривай так со Стивеном, это нехорошо».
Нет, конечно, пусть дети побудут где-то в другом месте.
– Все нормально, – сказала Анника. – Я найду кого-нибудь другого. Спасибо в любом случае…
– Чем вы будете заниматься на Рождество? Приедете в Хеллефорснес?
Голос Биргитты звучал радостно и деловито.
– Как получится, – сказала Анника. – Мы встретимся, если Томас…
– Тебе надо увидеть Дестини. Она просто золото.
Они закончили разговор, и Анника опустила свой мобильник на колено. Она не могла просить Берит снова, всему есть свои границы, они с Тордом работали целыми днями и постоянно мотались в Стокгольм и обратно.
Халениус опять высунул голову в гостиную.
– Получилось? – спросил он.
Анника не ответила.
– Ты не могла бы выключить камеру? – поинтересовался он и сел рядом с ней на диван.
– Зачем? Я должна все документировать украдкой.
– Пожалуйста, – попросил он.
Она поднялась и поставила запись на паузу.
– Я думаю, злодеи позвонят вечером, – сказал Халениус. – Они наверняка хотят покончить с этим поскорее. Как у тебя дела?
– Еще никого не нашла, – ответила она.
– Это важно, – сказал Халениус и наклонился к ней. – Ты должна выйти за пределы насиженных мест. Какой-нибудь школьный учитель, сосед, кто-то желающий подработать в свободное время.
Анника закрутилась на месте.
– Значит, в Сомали есть университет, – сказала она.
Халениус сидел молча несколько секунд.
– Речь явно идет о маленьком частном университете, где готовят медицинский персонал и учителей. Насколько хорошо он функционирует, мне остается только догадываться.
– По-твоему, Томас находится там? В Кисмайо?
Халениус откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
– Вовсе не обязательно. От Либоя до Кисмайо двести – двести пятьдесят километров. По словам испанца, он пролежал в машине по меньшей мере восемь часов, поэтому они, вероятно, проделали долгий путь. Мы же говорим не о прямой автостраде…
– И где он сейчас?
– Испанец? На базе янки в Южной Кении. Они доставили его туда на «блэк хоке».
У нее и мысли не возникло спросить, как американские военные получили разрешение пролететь на военном вертолете через сомалийское воздушное пространство, чтобы перевезти к себе иностранного гражданина. Куда там.
Анника кашлянула.
– Мне надо позвонить еще в одно место, – сказала она.
Халениус поднялся с дивана и ушел назад в спальню.
Она глубоко вздохнула несколько раз, потом начала набирать номер, который знала наизусть, казалось, пальцы прикасались к раскаленному железу, когда она нажимала на цифры.
Прозвучали три сигнала, четыре, пять.
Потом на другом конце линии ответили.
– Привет, – сказала она. – Это Анника Бенгтзон.
✽✽✽
В раннем детстве я запускал воздушного змея за усадьбой Сёдербю, на лугу, где осенью паслись коровы. Он имел вид орла, с головой, крыльями и клювом желто-коричневого цвета, нарисованного краской на толстом полиэтилене. Птицы, высиживавшие птенцов там, просто с ума сходили от моего змея. Они выскакивали из гнезд, и махали крыльями, и старались защитить свое потомство, поскольку верили, что это настоящий орел.
Змей был просто фантастический. Он летал высоко, даже среди облаков, и порой забирался в такую высь, что выглядел маленькой точкой на синем небе, а я здорово умел управлять им, мог заставить его камнем падать к земле, а в последнее мгновение устремиться вверх. Он обладал силой крупного зверя, но всегда подчинялся моему малейшему желанию.
Холгер ныл постоянно и хотел позаимствовать у меня мое сокровище, но я пожелал его в качестве подарка на день рождения и ужасно берег, тщательно следил за веревками и всегда вытирал его от грязи.
Однажды, когда я болел корью, Холгер все равно взял моего змея. Он пошел с ним к лесу за турбазой, поскольку там его нельзя было увидеть из нашего дома. И змей зацепился за вершину сосны, полиэтилен порвался, веревка лопнула.
Я так никогда и не простил Холгера за то, что он взял моего змея.
Я никогда не был так свободен, как когда запускал его. Он уносился ввысь в светлое белое пространство, простиравшееся до самой вечности. Я все еще вижу его перед собой, вижу моего змея между облаков, он парит там, и танцует, и подлетает все ближе. На земле царит темная ночь, но вокруг змея светят звезды, они искрятся и сверкают. Он открывает дверь к истине, и скоро он будет здесь.
АД НА ЗЕМЛЕ
«Инферно голода, физического и сексуального насилия.
Внимание! не для впечатлительных читателей»
Андерс Шюман кивнул довольно сам себе, им удалось удержать равновесие и не свалиться в крайности. Хеландер и Мичник разобрались со всеми гротескными деталями из рассказа испанца без того, чтобы упиваться мерзостями (в любом случае это не бросалось в глаза).
«Алваро Рибейро, 33 лет, вернулся к нормальной жизни. Он совершил путешествие в ад и обратно. Вместе с прочими заложниками в Восточной Африке, включая шведского отца маленьких детей Томаса Самуэльссона, ему пришлось выживать в ситуации немыслимой жестокости…»
Шюман почесал свою бороду. Подобное вряд ли могло претендовать на Пулитцеровскую премию, но выглядело вполне прилично. И по-настоящему удачным ходом он посчитал предупреждение впечатлительным читателям относительно содержания текста, оно вызывало интерес и способствовало созданию доверительных отношений. Групповое изнасилование и убийство англичанки описывалось как «садистское домогательство, изощренное по своей грубой жестокости». И иллюстрации также были хороши: во-первых, «подретушированный» техническими средствами снимок грязного и искусанного комарами лица испанца, вероятно сделанный камерой мобильного телефона (они купили права на него у «Эль Паис»), а во-вторых, фотография пыльной улицы в Кисмайо (с другой стороны, доставшаяся почти бесплатно).