Да уж, достояние человечества…
— А я случайно обронила поднос, когда приносила завтрак госпоже, — хмуро произнесла Брианна, — Ей на голову. Нечаянно.
Всё с вами ясно. Вот что делается в женском коллективе, когда в их жизнях в прямом смысле есть только один мужик.
И вновь всё тот же вывод: мотать надо отсюда срочно и любыми способами. Присоединяться к клубу поклонниц тюремщика явно не собираюсь, и целибат всю жизнь блюсти не намерена. Хотя, какую всю жизнь? Едва поутихнет массовое восстание заключённых и восстановят тюрьмы, меня тут же упекут в уютную сырую камеру с крысами в собеседницах на неопределённый срок.
Должен же быть хоть какой-то выход…
Сокамерницы уже собирались спать, а я тем временем внимательно изучала комнату. Светлая краска на стенах, светлый пол, светлый потолок… Что ж, весьма символично. Дурдом он и в Левенделле дурдом. Но самое печальное в том, что нигде ни одного выступа или проёма, тем более окна, хотя бы крохотного. Вот выберусь — глаза этому магу выцарапаю.
Две сокамерницы уже давно посапывали в своих спальных мешках, а я всё сидела у стены, пытаясь хоть что-нибудь придумать, что могло бы помочь.
Всегда проигрывает тот, кто опускает руки. Безвыходных ситуаций не бывает.
Может, и есть зерно истины в этих мудрых фразах, но на практике я его чего-то не узрела. Когда впервые по-настоящему загнан в тупик, трудно даже найти действительно подходящие слова, не то что выход.
Постепенно соразмерно ускользающему боевому запалу приходили усталость, безразличие и опустошённость, как следствие нелёгкого дня. И как назло перед глазами мельтешили картинки прошлого…
…Маленькая девочка с жиденькими рыжими, всклоченными и грязными волосами сидела на обветшалой соломе в углу, забившись подальше от режущих слух противного басистого смеха пьяных, хихиканья полуголых женщин. На вид девочке было годика три, и со стороны она более всего напоминала сломанную куклу. Рядом с ней сидела пожилая женщина в отвратительных лохмотьях, с испещрённым морщинами лицом и косыми карими глазами.
Забыться, забыться, уйти, убежать… не чувствовать этого холода, не видеть этих людей — вот чего больше всего на свете хотелось малышке. Что она здесь делает? Зачем? Где тепло и ласка рук родителей? И были ли они вообще — или, может быть, они всего лишь её слепая иллюзия, несбыточная мечта, порождённая глухим и беспросветным отчаянием, кое едва способна выдержать чистая душа ребёнка?
С треском распахнулась дверь, чуть не слетев с петель. Грузный мужчина бросил кого-то к ногам остальной шайке, громогласно повторяя одно лишь непонятное девочке слово «предатель».
Избитый в кровь человек, которого бросили на пол, в таких же лохмотьях, отчаянно пытался стряхнуть с себя десятки вцепившихся в его истерзанное тело рук. Грузный мужчина что-то бормотал, тыча в него пальцем, девочка не понимала, что именно, чувствовала только, как свирепеет толпа.
— Что это, тётя? — Робко спросила девочка у сидящей рядом с ней незнакомой старушки, — Этот человек в чём-то виноват?
— Он многих из нас сдал полиции и Тайному отделу, — зло выплюнула та, прожигая несчастного полным ненависти взглядом, — Его убьют.
Девочка мало поняла её слова. Понятий «полиция» и «Тайный отдел» для неё не существовало.
— Как это — убьют? — Испуганно удивилась девочка, — Убивать плохо! Низзя!
На это старуха лишь хрипло и зло рассмеялась, не удостоив девочку больше даже словом.
А между тем тот грузный мужчина, подбодряемый толпой, вытащил из-за пояса кривой кинжал и отточенным движением перерезал горло тому, кого называли странным, непонятным, совершенно чужим словом «предатель».
Ужасный. Ужасный сон… Сердце девочки на миг остановилось, дыхание замерло. Остальное — как в дымке. Размытой и неясной, как мутное стекло. Казалось, на какой-то миг она перестала существовать от одного лишь осознания, что ТАКОЕ возможно. Вера в добро, в справедливость, в случайное чудо, такие естественные для ребёнка, развеялись по ветру бесполезным пеплом, как невозможный мираж.
И никогда, никогда не забыть ребёнку первую увиденную смерть. Первую жестокость. Лужи крови, чьё-то холодное тело и пустые застывшие глаза. Детство рождается и умирает лишь однажды, с течением времени. А иногда его убивают. Люди, обстоятельства. Кому какое дело до подобной мелочи?
…Наверное, я никогда не отделаюсь от этого воспоминания. Оно как неотступное проклятие. Несмотря на то, что после я видела бесчисленное множество смертей, преследует именно это. Мой страх, который я прячу от всего мира. Свобода забывать… если бы я только могла. И не только я. Многие.
Нужно глубже спрятать страхи. Чтобы никто и никогда не узнал. Страхи — это слабость. Мало ли как сможет этим воспользоваться маг, среди которых часто встречаются менталисты. Надеюсь, он не такой изверг.
И ладно, что сегодня уже не осталось сил искать выход. Значит, гарем? Пожалеешь, дорогуша, что привёл меня сюда. Устрою тебе настоящий рай, окружу теплом и заботой, какие и в кошмарах не снились. Время у меня ещё есть…
Бывало ли у вас когда-нибудь чувство, что какая-то жалкая секунда тянется как минимум вечность? Именно это ощущаешь, если целый день сидеть в одиночестве в абсолютно пустой белой комнате, так походящей на палату из дома для душевнобольных…
…Утром, едва рассвело, мы с сокамерницами проснулись от скрипа открываемого замка. Перед моими слипающимися сонными глазами всё размывалось, но я увидела, что стража во главе с тем бесстрастным служакой Андрэ выводят Брианну и Аэлин.
— А Хелен? Её не освободят? — Шатенка задала наиболее интересующий меня вопрос.
— Эта оборванка ещё долго здесь будет сидеть!.. — Хмыкнул Андрэ, окинув меня презрительным взглядом.
— Неужели это всё из-за какой-то разбитой вазы?! — Искренне возмутилась брюнетка, выходя.
— Что? — Удивился тот, но потом, подумав, добавил: — Ну да. Ваза. Не твоё дело, рабыня!
— Я не рабыня!! — Уже за дверью взвизгнула та, — Я фаворитка, понял?!
— Да? Флаг тебе в руки. — А после раздался скрежет закрываемого замка.
И вот что мне теперь делать? Самой с собой разговаривать? Биться головой об стену?
Наверное, в моей жизни не было настолько ужасного дня. Потому что много часов подряд приходилось сидеть без дела, аки памятник себе любимой. Заснуть не получалось, только вздремнуть ненадолго. Единственным развлечением было слушать бессмысленные разговоры стражников. Что, кстати, подтверждало теорию о том, что иногда мужчины сплетничают похлеще женщин. Вот и те обсуждали жизнь своего хозяина. И ладно бы какая-нибудь полезная информация, ан нет… Единственным, возможно, интересным для меня фактом стало то, что прошлой ночью он уехал подавлять очередное восстание заключённых и отлавливать сбежавших. По крайней мере он не здесь и ему не до меня с моей маленькой не особо опасной бандой. Но что мне это даёт, если я взаперти, как хищник в зверинце?!