Шли бодро — погода радовала, места были знакомые, да и предстоящая встреча с кочевниками добавляла адреналина в кровь. Как ни крути, дело попахивало риском и перспективами, людям авантюрного склада, к которым я отношу как себя, так и своих спутников, подобное всегда по душе. По крайней мере, здесь, в лесу, я ощущал себя куда комфортней, чем в домике-штабе во время очередной дискуссии, на которой обсуждались вопросы вроде: пустить часть урожая проса на еду или засеять им большую площадь? Не то чтобы я считал это ненужной тематикой, ни в коем случае, производственные вопросы очень важны, но… Здесь мне лучше. Я более четко понимаю стоящую передо мной задачу, а значит, более уверен в себе. А это — залог успеха акции.
Хотя как только мы закончим с ближайшими двумя делами, то есть с кочевниками и сектантами, надо будет решить ряд хозяйственных вопросов, которые давно требуют нашего внимания. И первостепенный из них — монитор. Надо наконец определиться, что с ним делать. Рэнди по этому поводу ни мычит, ни телится, а громадина у реки так и торчит, как больной зуб, — ни туда, ни сюда. А ну как активная навигация по Большой реке начнется? Пусть уже скажет: можно его реанимировать, нельзя?
И еще — носовое орудие на этом корыте. Стрелять из него невозможно, это факт, но как муляж использовать хотелось бы. Начистить, развернуть в сторону реки и при необходимости пару человек к нему приставить. Очень, знаете ли, неплохо это смотреться будет. Превентивные меры, так сказать.
А настоящее орудие, то, которое стреляет, я все-таки на утесе установлю. С маскировкой, со всеми делами. И даже пару-тройку снарядов потрачу, для пристрелки. Вещует мое сердце — это разумные траты, стоят они того.
Опять же, план сельхозработ надо составить. Табак, конопля — все то, что может принести доход, надо выращивать. Хотя дождемся сперва гонца от Оружейника, послушаем, что он скажет, и от этого плясать будем. Может, нет там спроса на траву никоциану. Может, там как раз просо в чести? Или, к примеру, древесина? У нас ее много, можно лесосплавом заняться.
Ближе часам к двум сделали привал. И время вроде как обеденное, да и сеанс связи Рэнди с Фирой назначили на это время. Хотя она при каждой удобной возможности включает рацию и шарит по диапазонам, но результат всегда одинаков — тишина, из звуков — только треск помех.
— «Группа один» вызывает «Сватбург», — проговорила Фира в микрофон. — «Группа один» вызывает «Сватбург». Прием.
— По открытому каналу работаем, — лениво сказал Голд, развалившийся рядом со мной и закинувший руки за голову. — Носимся с рацией, которую на том свете мы, наверное, даже в музее не увидели бы. Абсурд с антиквариатом в паре.
— Чем богаты, — зло буркнула Фира и снова повторила: — «Группа один» вызывает «Сватбург».
Увы, но в ответ она вновь ничего не услышала.
— Фир, ты с нами к кочевникам не пойдешь, — сказал я еврейке, когда та с расстроенным видом убирала рацию обратно в рюкзак.
— Чего это? — совсем уже опечалилась она. — Не поняла?
— У нас всего два радиста, — пояснил я свою мысль. — Один сидит в крепости, второй работает в поле. И оба мне дороги.
— Сват, ты командир, я тебя уважаю, — дипломатично сменила тон Фира. — Но если уж ты потащил меня с собой, то будь любезен оставаться последовательным.
— Он тебя потащил? — засмеялась Настя, разложившая на какой-то тряпице разобранный на части пистолет и бодро орудовавшая кусочком ветоши. — Да ты сама прилипла к нему, как репей: возьми да возьми меня с собой.
— Это несущественная реплика, — даже не повернула к ней голову Фира. — Анастасия необъективна по отношению ко мне по причине лютой зависти.
— Да? — Настя невероятно ловко (когда только научилась?) собрала пистолет, вогнала в рукоять обойму и щелкнула затвором. — Из любопытства — чему конкретно я завидую? Что у тебя есть такое, чего у меня нет?
Фира показательно тряхнула грудями и было открыла рот, но тут в беседу снова вступил я:
— Во-о-он там. — Я показал рукой на очень и очень далекую точку на горизонте. — Видите? Это остов машины, в котором некогда Окунь со своей группой нашел бухту веревки. Хорошей, кстати. Настюш, ты должна помнить.
— А то, — с достоинством отозвалась эльфийка, несомненно, сделавшая сейчас неверный вывод. Она подумала, что я занял ее сторону.
— Так вот. — Я говорил совсем негромко и очень неторопливо. — Если вы обе сейчас не уйметесь, то этот остов машины будет для вас ориентиром. Вы дойдете сначала до него, потом примете правее, после заночуете в степи и завтра еще до полудня будете в крепости. И больше из нее со мной никогда и никуда не пойдете. Рации я обучу Амиго, а снайперку отдам Китти. У которой, к слову, грудь лучше, чем у вас обеих. Вопросы есть?
Мысль, между прочим, вполне здравая. Надо работе на рации еще минимум человек пять обучить.
— Насть, хочешь мяска копченого? — мило улыбнувшись, предложила снайперше Фира. — Мне Генриетта отжалела ломоток.
— А у меня водички полфляжки есть, — отозвалась та. — И еще надо бы в кустики сходить. Привал-то не бесконечен. Китти. Ха!
И они под ручку удалились в сторону.
— Давно пора было. — Голд тихонько засмеялся. — Я бы их сам шуганул, но это вроде как твои кадры.
— Какие кадры? — Я сплюнул. — Головная боль это, а не кадры.
— Не скажи. — Голд глянул, не торчат ли из-за кустов любопытные острые уши. — Из Насти выходит отменный боец. Правда, меня немного смущает ее слишком быстрая трансформация из студентки в профессиональную убийцу, но в наших условиях и не такое может быть.
— Это да, — признал я.
Меня и самого это поражало. Ей явно нравилось не то что даже убивать, а делать это умело. Она не жалела ни времени, ни себя, нарабатывая все новые и новые навыки в этой профессии. И небезуспешно ведь, что примечательно.
Впрочем, я против ничего не имел. Садистских наклонностей я у нее не заметил, хотя специально за ней присматривал, после того как она впервые застрелила человека. К смерти она относилась как к работе, удовольствия от процесса убийства или от страха жертв явно не получала, то есть ничего патологического в этом не было. Так что пусть ее. Наоборот, я только «за». По нашей теперешней жизни, чем больше умелых и хладнокровных бойцов, не отягощенных комплексами, совестливостью и излишней рефлексией, тем лучше.
Да и живое, извечно женское в ней осталось — достаточно вспомнить ее поведение во время жертвоприношения.
Но гвалт этот постоянный надо было заканчивать. Надоели, честное слово! И жужжат, и жужжат… Что примечательно — некое подобие нейтралитета мне удалось между этой парочкой установить. Не знаю, надолго ли, но удалось. Шли они порознь, но друг друга не подкалывали и не шпыняли.
К конечной точке путешествия мы подошли уже в темноте, по моим прикидкам, сильно за полночь. По идее, можно было бы остановиться на ночлег еще часов пять назад, но как-то единодушно решили этого не делать. Чего уж идти-то оставалось?