— У тебя есть ответы или предположения?
Мне все это не нравилось. Очень не нравилось. Я не Азиз, я мистики не боюсь, но одно дело — воевать с себе подобными, то есть с людьми, с дикими зверями, даже с теми тварями из болота и скелетами, это зло осязаемое, и, самое главное, его можно убить пулей, ножом, палкой. Оно смертно. А вот нечто, чему нет имени, но что оставляет такие следы и показывает свой лик из тучи, — это перебор. Небожители нам ни к чему, я в бога на том свете не верил, да и на этом… Кстати, небеса.
— Слушай, Герман. — Я пощелкал пальцами. — А может, с этим делом связаны те двое?
— Хлюп и Лют, — торжествующе сказал ученый и ткнул меня в пузо кулаком. — Я тоже к этому пришел! Не сразу, но пришел.
— Только этого еще и не хватало. — Я не разделял его радости. Мало мне своих проблем, земных, еще и небесные добавились.
Значит, так. В любом случае не следует предавать все это широкой огласке. Слухи, сплетни, домыслы — это ни к чему. Люди мнительны и склонны к драматизации. Я уж молчу, что они еще сами любят создавать себе кумиров и богов, а после им поклоняться. Более того, покойные рейдеры таких уже встречали. Мне в крепости этого добра даром не надо, это такая зараза, что любое общество разъест, как соляная кислота. Так что Герману лучше промолчать про то, что он видел, а еще лучше забыть, по крайней мере на время. Для него самого лучше. Безопаснее.
Кроме него на холм никто не полезет, я так людей работой загружу, что им не до того будет. Да и не тот тут народ. Кабы Аллочка была, тогда да, ей до всего дело есть. А тем, кто спит внизу, лезть на холм и что-то выглядывать в лесу ни к чему.
— Герман, — по возможности мягко сказал я умнику, глазеющему на свою находку, — мы спускаемся, и ты больше никому про это не говоришь. По крайней мере пока.
— А как же… — Он показал рукой на бурелом.
— Была буря, Герман. — Я положил ему руку на плечо и очень негромко повторил: — Буря. Погодное явление. Когда она безумствует, деревья ломаются, понимаешь? Услышь меня, пожалуйста.
— Я понимаю. — Ученый, видимо, увидел в моих глазах что-то, что заставило его прекратить дискуссию. — Но я же могу про это рассказать своему коллеге? Только ему!
— Только тихо и ему одному. Мне ведь тоже интересно, до чего вы додумаетесь, — разрешил я. — Но если это станет достоянием общественности, то я не пойму. И расстроюсь. Очень. Смертельно расстроюсь.
— Не станет. — И Герман, оскальзываясь на мокрой траве, поспешил спуститься к подножию холма. — Я же понимаю… Люди мнительны… Напридумывают всякого…
— Вот-вот, — кивнул я, шагая за ним следом. — Но ты молодец, что показал мне это. Мы увиденное еще обсудим. Вот вернемся из рейда и обсудим. Узким кругом. А пока… Ты подумал о том, что я вчера говорил? По вывозу отсюда грузов?
— Ну, по комплектности я не слишком размышлял, — бойко затараторил Герман, явно радуясь, что я перевел тему разговора в другую плоскость. — Это вы и без меня решите. А вот по транспортировке есть пара идей. Я, конечно, не практик, я теоретик, но, как мне думается…
— Хорошо, что подумал, — перебил я его. — Но давай это все обсудим с коллективом, хорошо?
— Ага. — Герман кинул еще один взгляд в сторону леса и зашагал к входу в бункер.
— Что, дождь кончился? — встретила нас в бункере вопросом Фира, потирая заспанные глаза. — Снова солнышко на небе?
— Оно. — Я невольно улыбнулся, глядя на ее растрепанные волосы. — Ты бы причесалась, а то выглядишь жутковато.
— Было бы чем, причесалась бы. — Фира расстроенно сморщила веснушчатый носик. — Мне Пасечник обещал деревянный гребешок изготовить, да так и не сделал, чтоб его пчелы покусали.
— На. — Одессит как-то застенчиво протянул ей пластмассовую расческу. — Хотел себе оставить, но тебе нужнее.
— Амэхайе! [5] — взвизгнула Фира, вскочила, обняла его за шею, сочно чмокнула в щеку и цапнула подарок. — Считай, что в моем сердце ты занял свое золотое место навсегда. Настя, умри от зависти!
— Пфе! — сообщила ей Настя независимо, но по глазам было видно, что это чувство нашло-таки лазейку в ее душе. — Я вообще скоро налысо побреюсь. И голова дышит, и мороки никакой с волосами.
— Боже сохрани, — перепугался я. Не то чтобы я был человек со стереотипами, но лысые девушки не относились к тем вещам, которые радуют мой взор. — Одессит, ты где это дело взял?
— В тумбочке одной нашел, — отвел глаза в сторону боец. — Я в нее заглянул, ну, на предмет проверки, нет ли там чего такого опасного для жизни. Таки нет. Мыльно-рыльное есть, газетка, совсем истлевшая, полотенчико, временем еденное. Ну и вот — расческа. Мне оно не надо, а девочкам — самое то.
— Вот. — Настя ткнула в его сторону пальцем. — Так что, Фирка, это нам обеим. И даже троим, Милену чуть не забыла.
— Я не ты, так что поделюсь, особенно с Миленой. — Еврейка с треском расчесывала волосы, они, по-моему, даже искрили. — Я добрая. А ты смешно будешь лысенькой смотреться, у тебя голова круглая, а ушки остренькие. Забавное будет зрелище! Ты станешь похожа на миниатюрного Дракулу.
Настя запыхтела, накручивая себя, народ с интересом ожидал развития событий, кто сидя, кто еще лежа.
— Еще одно слово, и я лично обрею обеих. — Достав нож, я крутанул его в пальцах. — Причем даже не используя мыло, прямо так. Доступно объяснил?
— Настенька, держи гребешок. — В глазах Фиры отплясывали чертенята, а голос был такой, каким дочка-старшеклассница со свежими засосами на шее рассказывает матери, как она с подружкой к экзаменам готовилась весь вечер и полночи. — Мне ж для тебя ничего не жалко!
Настя промолчала, но расческу взяла. Не устояла.
Заметим, Милена в этой перепалке вовсе не участвовала, она только с усмешкой смотрела на спорщиц. Что там у них в головах, мне было неясно, но в любом случае словесная дуэль закончилась, уже хорошо.
— Ну вот и ладно. Тем более у нас есть более интересная тема для споров.
— О чем спорить будем? — полюбопытствовал Голд.
Он явно был не слишком доволен, и я догадывался, в чем причина. Ему не очень понравилось то, что мы куда-то ходили вдвоем с Германом, не позвав его с собой. Да и подавленное состояние умника от него не укрылось.
Мне Голд нравился, но это его желание знать вообще все обо всем, пусть и умело замаскированное… Подавляющее большинство людей на такое даже внимания не обращало, остальные же относились к подобному с пониманием — должность у человека такая. Что до меня, иногда он в этом своем стремлении меня немного раздражал, хотя и было ясно, что он это делает не для забавы, а исключительно для дела.