4. Мгновение – не забвение.
Залив, как море, только с малой прибрежной волной. После новолунного прилива наступает период отлива. Водной гладью затихает залив. От водорослей камни окрасились в красный цвет.
В сосняке запрятаны семейные автомобили. Дикий отдых с мангалами и дымком. Шезлонги, и утомленные тела в купальных костюмах. Уравновешенное созерцание на море-залив, когда корабли на рейде, и небо располосовано белыми струями от реактивных дежурных самолетов.
Тропинка с усыпанными хвойными иголками вьется меж сосен, пропадая в кустах черники. Под ногами мнутся ветки, стебли, упруго выпрямляясь, поднимая вверх зудящих комаров.
Тишина. Именно тишина. От городского нудного шума, от мигающего света витрин, от постоянной необходимости движения, и правильной парковки. На коротких радиоволнах продолжается спектакль «Он и Она и Интернет».
– Ты встревожена от отсутствия слов.
– Я думала и фантазировала о любви.
– На один день стало больше нежности.
– Арифметически?
– Химически! Пойми, пошла реакции любви. И тут не бывает слов, я скучаю. Химия любви – это всё!
– Я упаду на твои ладони снегом, и превращусь в капельку.
– Я её выпью, и она оживит древо нашей любви.
– Ты лучшая женщина Земли. Это случилось, когда, Луна, Марс и Земля, в какой-то момент близко сошлись в треугольнике неба. Марс исчез. Луна родила месяц. Земля осталась с детками-землянами. И земля снова брошена, и забыта во всей Вселенной.
– Если любить женщину до безумства, он станет сумасшедшим! Так и мы… Ты, и есть, тот самый Мастер, а я твоя Маргарита.
Послание в сети: «Улыбнись, просыпаясь, и мир одари лучами тепла и любви. Улыбнись от самой чистой души, встреть рассвет, восхищаясь, не спеши грустить! Улыбнись, ну давай же, ведь твоя улыбка очень много значит для друзей. И с улыбкой встречай рассвет!»
Снился сон, самый бесплодный сон в жизни. Ничего личного. Благодаря семейным традициям в обществе формируется мораль, в результате которого складывается семейный невроз, который проецируется в жизнь.
Пушкин мог изменить жизнь Евгения Онегина. Поэту ничего не стоило изменить драматургию произведения и влюбить Ленского в Татьяну. Тогда бы не было дуэли. Евгений Онегин не стал бы состязаться в искусстве любви. Он сблизился бы с Ольгой, и волочился за ней по свету как-нибудь.
И за что любят люди молодость? Труднообъяснимо! И думают об этом мгновении жизни с терзанием сердца, как при расставании последней любви. Диагноз прост. Отсутствие любви – отсутствие молодости. И каждый момент любви может стать возвращением к молодости.
Еще недавно в прошлом десятилетии мужчины приносили себя в жертву любви к женщине, потом наступила эпоха перестройки, которая развеяла романтизм любви в рамках криминального городского жанра. Женщинам стали нравиться брутальные ребята. И эта минулась эпоха. И вот стали мальчики и девочки более рафинированными, быстро растворяющимися при любых неблагоприятных ситуациях. Тогда друг другу желали не падать духом, теперь не впадать в депрессию. Это другая депрессия, как свищ боли, когда прорывает тишину изнутри. Именно тишину бесчувствия. Трудно даже представить, сколько лириков погибает в такой тишине.
Сигарета выгорела, и коричневая оболочка потемнела от табачного разогрева, пепел, обугливаясь, рассыпался в воздухе. Дым саднит легкие кашлем, разрывая тишину.
В расстоянии сто километров от города жители становятся другими. Они погружены в свободу тишины природы без дорог и тропинок. И свобода – это не безделье, это созерцанье мира, и в нем нет вещей, чтобы вдруг увидеть в какое-то мгновение то, что не видел раннее, или даже за всю жизнь.
5. Ой, кумена!
Вокзал. Фотография на память. Всё на память! Едешь туда – незнамо куда. Ищешь то, сам не знаешь что. Когда оказываешься в вагоне третьего класса, или в общем плацкартном вагоне, то тогда начинаешь понимать, в какую попал нишу общества. Никогда не оставляет ощущение, что это временно. Только до следующей остановки, или до следующего дня, или когда-нибудь это кончится, это путешествие, и начнется новое приключение.
В вагоне веселые детские голоса. «Куда едете? Как тебя зовут? Никита, конечно. Мне шесть». И мальчик показывает пять пальчиков.
«Зачем едем? Мама ищет работу. Папа меняет только машины. Куда едем?/ Буквы знаешь? /В интернете играю. /Большой, значит!/ Да, не маленький».
Ночь. Вокзал. Гостиница. Переночевка на скрипучей кровати. Утром едим в автобусе и перед нами родной пейзаж поля, холмы, пролески, и через каждые двадцать километров маленькие поселки. Доезжаем до пересечения дорог, а там по указателю по проселочной дорожке еще километров пять до села большого. И снова поля ржаные и холмы зеленые.
Пятничный день. Едут с базара. Голосую автостопом. Подбирают на попутке до села. Спрашиваю, расспрашиваю про дальних родственников. Зачем приехал. Землицы родительской взять. Зачем? Сон был такой, наказ дан, поехать, и привезти. Чудно! Пойди в тот дом, потом в тот, кто-то, что-нибудь, и расскажет.
Прошли в дом, сели за стол. Пьем чай. Едим лепешки. Хозяевам гостинцы – конфеты. Идем в другой дом. Опять пьем чай. Опять лепешки. Чай вкусный. Тут тысячу лет бьют подземные родники с ключевой водой. И берут из века в век эту воду, и только на чай.
В третьем доме отказываюсь от чая. Сидим на скамейке под кустом сирени. Гуси на лужайке. Кругом бедненько, да чистенько. Оглядываюсь, и меня охватывает ощущение, что я, когда то видел эти знакомые места, но когда, и почему, мне так близки, эти холмы, речка Ломатка. Загадка, вот тебе, и отгадка, в том, что мои родители всегда переезжали из города в город, и выбирали места, чтобы непременно там была река и холмы. И всегда высаживали куст сирени перед домом.
Сердобольная женщина привела мне еще жителя, который сел, и стал мне рассказывать мою родословную. И чем я дольше его слушал, тем сильнее ему верил, потому что он рассказывал в подробностях о жизни моих родственников. Откуда ему знать обо мне, а ведь знает. Чудно! Я глядел в сине-голубое небо, и думал, как в такой глубинке, в забытом селении, который и не на каждой карте обозначен, говорят о тебе, что и к гадалке не ходи. Я не стал его дальше расспрашивать, что сказал, то сказал, и на этом спасибо. К этому селу одна дорога от трассы, и дома вдоль одной улицы, и мечеть, а на склоне часовня. Между ними дом правления с отечественным флагом.
В прошлом веке в селе жили более пяти тысяч человек, многие говорили на пяти языках. Сызмальства, перебегая со двора во двор, подхватывая на лету татарские, мордовские, чувашские, русские слова, смешивая в мишаро-мещерский диалект, слушаешь, вроде слова понятны, а смысл, не всегда сразу и улавливается, в этих краях без знания этого языка, нет и промысла. Здесь с рубля всегда дают сдачу мелочью. Это конечно не столичная жизнь, тут живут скромнее. Так было заведено, что летом мужчины уходили на заработки по реке Волге, а теперь в столичные города. Маленькие люди с большой историей, у многих накосилась жизнь, и после раскулачивания, и после войны. Исчезли с пригорков дома. Люди сгинули. И стоят в два ряда по одну сторону речки покосившиеся дома с выцветшими ставнями. Городок в две улицы. Летом родители привозят детей на каникулы к старикам из города. Был тут когда-то колхоз, а теперь два фермерских хозяйства. Деревенское молоко по городской цене. В каждом доме сегодняшняя цивилизация, проведен свет, газ, водопровод, а воду все равно берут из родников.