Странник развёл руками.
– Почему всегда умерщвляют оружием? – пробормотал купец себе под нос. – Ребёнка, даже юношу вроде Радиги, ведь ничего не стоит просто задушить. Или сломать шею. И всё же рука почему-то сама тянется к клевцу…
Санира совершенно не понимал торговца.
– Женщина, слабое существо, предпочтёт наговор богиням, яд или стрелу. Однако мужчина… Мужчина – другое дело. Он воспользуется оружием. – Купец остановился напротив юноши и глянул ему прямо в глаза. – Кто захочет не просто умертвить, а проломить череп? Купаться в хлынувшей крови? Следить за дрожью лица, слушать каждый, даже самый тихий звук, издаваемый смертью?
– Ты… – Санира сглотнул. – Ты что?
Его сжало ужасом от взгляда Бовины.
– Мы уходим завтра под вечер, – от жуткого голоса торговца по коже пробежали мурашки. – Давай поговорим перед обрядом. За целый день и целую ночь многое может произойти.
Юноша вздохнул.
Странник вновь пристально посмотрел на него. Улыбнулся.
– У тебя на подбородке видны волоски, тебе говорили? Ты готов к обряду возмужания.
Санира поднял взгляд на купца. Было приятно услышать про бороду, но прежнего восторга слова о собственной взрослости почему-то не вызывали.
Юноша развёл руками и кивнул.
6
Поля
Почва высыхала, дни становились теплее, и тянуть с севом дольше было бы безумием. Гарола решил, что оплодотворять богиню-Землю позволительно и по мере рыхления. Конечно, заставить никого он не мог, но мог попросить жриц провести обряд. Наистарейшая сразу же согласилась. Возможно, она тоже понимала, что время уходит. А может, её, как и всех, тревожили найденные зажигательные стрелы. Или она уже смирилась со старшинством Гаролы. Как бы то ни было, мужчина принял решение о проведении обряда, и жрицы подчинились.
Санира провёл всё утро и полдня в поле, но усталости почти не замечал. Юноша рыхлил землю, а мысли его постоянно крутились вокруг Гаролы – отменил стражник всё-таки поход на лесных или нет? Остальные загадки как-то потеряли свою остроту.
В полдень несколько добровольных помощниц Субеди начали прогонять с поля мужчин. Для участия в ритуале остаться должно было лишь тринадцать избранных юношей. Кто именно, решали те же помощницы. Оказавшись рядом с Санирой, одна из них схватила было его за руку, но тут же поняла, что он ещё не прошёл обряд возмужания. Юноша пожал плечами и с деланым равнодушием зашагал вслед за остальными.
Изгнанные собирались на самом краю полей. Они шумели, веселились, вопили что-то. Женщины с поля кричали им в ответ, слов во всеобщем гуле было не разобрать. Тут и там мужчины принимались обсуждать найденные в Городе зажигательные стрелы.
Санира, занятый своими невесёлыми мыслями, невпопад отвечал на приветствия и вопросы. Во всеобщей сутолоке он не заметил Десуну, пока не столкнулся с ним лоб в лоб. Юноша панически оглянулся: бежать было некуда.
– Я вспомнил тебя, – сказал торговец, бесцеремонно разглядывая. – Это ты притащил того мертвяка в Город.
Санира вздрогнул. Такого начала разговора он не ожидал даже от разбойника. Даже от разбойника, с которым едва не подрался накануне. Сердце застучало быстрее, дыхание участилось, кулаки сжались.
– Не смущайся, – с презрительной улыбкой добавил молодой бродяга.
Нужно было дать решительную отповедь, сказать что-то достойное и резкое, может, даже оскорбительное. Увы, в голову ничего не приходило.
– Не страшно было найти умерщвлённого? – продолжал наседать Десуна. – В обморок не падал?
Молодое лицо торговца кривилось в пренебрежительной усмешке. Она, казалось, жила собственной жизнью, блуждала, носилась на быстрых крыльях, вертела острым клювом. А взгляд больших карих глаз, полных злобы и жестокости, будто примёрз к Санире. Чувствовался в них напор, враждебная воля, упрямство. И почему девушки считали этого мужчину привлекательным? Что Такипи в нём находила?
– Что же ты там, в глиняном карьере, увидел? Что обнаружил? Возле мёртвого? Расскажи, мне любопытно. Хорошо ли вы осмотрели место, где нашли тело? Может, видели что-нибудь подозрительное или странное? Или то, чего там быть не могло? Просто непонятное?
Юноша угрюмо молчал. Как не осквернить ритуал сева дракой?!
Богини отвернулись от бесправного юноши дома Ленари. Они, будто сойдя с ума, носились над полем, радуясь обряду сева. Лес гнал в их сторону прохладный утренний ветер, земля окутывала своим непередаваемым запахом, и даже солнце, обычно щедрое ко всем, заливало ярким светом поля, но оставляло Саниру в тени облаков.
– Ну! – язвительно обронил странник.
Санира завертел головой, высматривая знакомых. Нимата? Бовина? Парава, наконец? На глаза попался отец, и юноша бросился к нему.
– Эй! – крикнул вслед Санире Десуна.
Юноша заставил себя не оглядываться. Он подскочил к Мадаре и замялся, не зная что сказать.
– Ты чего такой взъерошенный? – удивился мужчина. – Опять что-то затеял?
Санире было стыдно за своё бегство. Юноша скосил глаза, опасаясь увидеть где-нибудь поблизости Десуну, но тот уже, к счастью, ушёл в толпу.
Мадара с подозрением смотрел на сына.
– Пойдём поглядим на обряд? – спросил он и направился к кромке поля.
Санира поплёлся за ним.
Рассмотреть ритуал сева было почти невозможно. Собственно, за всю свою жизнь Санира его целиком так ни разу и не видел. Жриц заслоняли клубы дыма, коровы и быки, приведённые на поле. И, конечно, едва ли не все женщины Города.
Вдали зазвучала новая песня; толпа стала подпевать, произнося слова, заклинавшие богиню сорняков не душить посевы.
– …чтобы жито не росло! – выкрикнули все хором и загоготали, превратив вполне серьёзную песнь во что-то весьма легкомысленное.
– Вот поэтому мужчинам и нельзя появляться на обряде, – осуждающе пробурчал, качая головой, какой-то старик. Его слова были встречены взрывом хохота.
Смех ещё звучал, когда по полосам взрыхлённой земли пошли жрицы, державшие в вытянутых руках сдвоенные керамические трубки. Те самые, которые в обычные дни носили в волосах. Зазвучала песня плодородия. Её тут же подхватили, звук окреп, стал сильным и громким.
В одну из двух соединённых трубок – трубку богини-Земли – жрицы бросали колоски пшеницы, в другую – трубку богини-Неба – лили воду, и эта оплодотворяющая смесь падала в почву, делая её беременной будущим урожаем [29] .