– Как она?

– Выпила два стакана воды, от еды отказалась и уснула сразу, как будто в обморок упала, – отвечала Мария Николаевна.

– Сон в таких ситуациях – главное лекарство. Пусть спит. Я ей сделала два травяных раствора. Пусть несколько дней попьет. Из банки с желтой крышкой утром по столовой ложке, а с красной – вечером.

Приглушенные голоса все удалялись. Больше она не слышала никаких звуков.

Тетя, глядя на спящую племянницу, думала о том, что самый беспокойный период жизни человека – молодость. Потому что это период поиска, сомнений, непродуманных шагов, разочарований и еще бог весть чего.

Она всю ночь не сомкнула глаз. Чего она только не передумала! А сейчас она радовалась спасению племянницы. Но мысли, которые одна за другой накатывали, как волны в шторм, были беспокойными, терзающими ее душу. Она ответственна за эту девочку! А вот не усмотрела. Что пришлось пережить этому ребенку? Не ноет, не жалуется. Винит только себя. Переоценила свои возможности. Кто же мог такое предвидеть, что события будут развиваться по такому неблагоприятному сценарию? Знал бы, где упасть – соломки подстелил.

Глава седьмая

Воспоминанья злодеяний,

Страданий жертв калейдоскоп.

В обратной связи воздаяний

Откроет взору перископ.

Александр Мельников. «Настанет час»

Резко открыла глаза. Вокруг было тихо. Ночь. Интересно, сколько она проспала? Весь день или несколько часов? Приключения дня терзали ее разум. Но лежа в постели и припоминая подробности своего безрассудного поступка, она ловила себя на мысли, что теперь она смотрит на это глазами других людей: тети, Ивана Васильевича, Павла. Взгляд со стороны выглядел объективнее. Меньше жалости. Хорошо, если бы это был всего лишь сон. Но не нужно обманывать себя. Это был не сон, а жуткая реальность. Свою глупость пережить можно, а свою смерть никому еще не удавалось. И чем больше она думала, тем яснее и отчетливее всплывали в ее памяти подробности происшествия. Она к жизни подходит со своими мерками. Мерки эти радужные, взятые из отношений в семье, книг. А жизнь оказывается другая. Говорят, даже абсолютно черного и абсолютно белого цвета нет. И ей не под силу провести четкую грань между добром и злом. И людей невозможно поделить на хороших и плохих. Многие окажутся посредине. Но по этой земле ходят двое людей, которых она без каких-либо сомнений отнесет к плохим. Два плохиша – Кривоносов и Пискунов. Их обязательно нужно остановить, чтобы они не причинили бед другим людям.

Ну, что же, не дано нам все предугадать. А если бы жизнь шла по нашему сценарию, разве это была бы жизнь? Это был бы постановочный спектакль с предсказуемым концом. Нет, жизнь тем и интересна, что не знаешь, что тебя ждет завтра, а может быть, сегодня.

Шел семейный разбор полетов.

Все разместились в большой комнате, которую Мария Николаевна называла залом. Она с Верой расположилась на диване, Иван Васильевич и Павел сели на стульях. Надя, разливая чай, посматривала то на одного, то на другого. Вопреки всегдашней своей привычке, молчала.

Не всем все было ясно в этой запутанной истории, но, кроме Ивана Васильевича, никто не проявлял явного нетерпения. Надя поднесла чашку с дымящимся чаем матери, та переместилась за стол. Вера последовала ее примеру.

– Ну что, девочки и мальчики, сядем рядком, да поговорим ладком. Так с чего все началось? – Иван Васильевич взял инициативу в свои руки.

– Началось с того, что милая московская девушка ранним утром, а может быть и ночью, сошла с поезда и направилась в сторону нашего любимого Паласельга, – начал Павел, – и надо же было такому случиться, что в это самое время у одного жителя планеты, точнее, нашего села съехала крыша.

– Такое случается! – вставила, не выдержав долгого молчания, Надя.

Павел, не взглянув на нее, продолжил:

– И во имя спасения, как он считал, от тюрьмы своего брата-близнеца он тащил труп от места убийства. Как теперь всем присутствующим известно, Игната Хмурикова. Не спрятать, а подальше отнести от места, где произошла ссора между Хмуриковым и Петром.

– Значит, речь идет именно о тебе и Петре? – Иван Васильевич нервно пригладил свои уже начавшие редеть и седеть волосы и даже привстал со стула.

– Да, Иван Васильевич, этот идиот я. Потому что я всю жизнь считал, что мой брат-близнец – это моя вторая половина. И что мы всегда можем рассчитывать на поддержку друг друга.

Мария Николаевна закрыла лицо рукой.

– Весь день у меня было какое-то тревожное состояние. Вроде все как обычно, а тревога из души не уходила. Позвонил матери, в разговоре спросил о Петре. Тот собирался смотреть фильм в Доме культуры. Я домой не планировал приезжать, а когда наступил вечер, не усидел. Приехал. Было уже поздно. Мама сказала, что Петр с Микко и Андреем пошли в Дом культуры. Когда я подошел, народ уже расходился, я спросил Артема Соловьева о Петре. И он рассказал мне, что Петр подрался с Хмуриковым. А его девушка, кажется, ее Леной зовут…

– Это Лена Большакова, – пояснила Надя.

– …она видела, как Петр с двумя своими приятеля пошел в сторону большака, а Хмуриков – в сторону аллеи. Народ разошелся. Я постоял немного и пошел по аллее, где наткнулся на тело Хмурикова. Оно было еще не остывшее, но я понял, что он мертв.

– Ты что его трогал? – испуганно спросила Надя, втянув голову в плечи.

– Потрогал пульс, он не бился. Я бросился домой, но Петра дома не было. И первое, что мне пришло в голову, что это его рук дело. Стал звонить. Телефон он не брал. Гудок был нормальный, но он не отвечал. Когда снова вернулся к Дому культуры и в очередной раз позвонил, услышал звонок его телефона. Побежал на сигнал и увидел на земле телефон Петра. Он лежал недалеко от входа в Дом культуры. Там, где он дрался с Хмуриковым. По-видимому, он обронил его во время потасовки. Удивляюсь, как его не раздавили, когда выходили.

Павел замолчал.

– Ну, рассказывай, чего уж там, – не выдержал Иван Васильевич.

– И тут я сотворил самую большую глупость в своей жизни. Я решил оттащить труп подальше от этого места. Ведь в клубе было несколько десятков свидетелей драки, и они все показали бы на Петра. А если труп найдут в другом месте, то те же свидетели подтвердят, что Петр в компании друзей ушел в противоположную сторону. И по времени у него могло быть алиби.

Иван Васильевич удивленно посмотрел на Павла:

– Я не следователь, а технарь, но даже мне понятно, что место, где совершено преступление, и место, куда перетащили или перенесли труп, по внешним признакам существенно отличаются.

– Вот в таком я был состоянии, что умственные процессы вышли из-под контроля. У меня была одна цель – спасение брата. Глупо, конечно. Но что сделано, то сделано. И мне нет оправдания.

– Вера, я правильно поняла, что это произошло в день твоего приезда? – Мария Николаевна вопросительно посмотрела на племянницу.