Думаю, да. Что толку плести, будто я жила в большой шикарной квартире, если Ханни знает правду? И даже мои многочисленные «друзья» в Глазго, о которых я рассказывала Коко и близнецам, – рискованная выдумка. С другой стороны, если сёстры Танберри не идеальны, может, и мне не нужно строить из себя совершенство? Может, пора ограничиться историями на уроках литературы?

Я хочу стать частью новой семьи, и если для этого придётся зажимать рот, как только почувствуешь, что с языка готова сорваться ложь, то я готова. Я изо всех сил буду стараться ничего не испортить. Мне представляется маленький спиралевидный моллюск, дрейфующий в водах древнего океана, и я невольно улыбаюсь себе под нос.

Мы идём вдоль берега, обсуждаем планы на лето – купание в море, пикники, долгие велосипедные прогулки, знакомство с симпатичными приезжими мальчишками и всё такое. Обогнув залив и мыс, мы оказываемся в небольшой бухточке, вверх от которой змеится обратная тропинка к Танглвуд-хаусу.

Скай неожиданно подбегает к самой воде и со смехом бросает мне вызов:

– Кто-то собирался купаться?

Она сбрасывает туфли и носки, через голову стягивает трепещущее на ветру платье, швыряет его на влажный песок и, оставшись в трусиках и лиловой майке, ныряет в приливную волну.

– Давай ко мне! – звонко кричит Скай, взметая тучу серебристых брызг. – Вода – просто фантастика! Почти тёплая!

Так я ей и поверила. Хоть на дворе и июль, это вам не Средиземное море. Вопреки здравому смыслу, я тоже разуваюсь и снимаю носки. Мокрый песок холодит ноги, я покрываюсь мурашками.

– Ну же, Черри! Или тебе слабо? – хохочет Скай.

Слабо? Это мы ещё посмотрим! Я ужом выскальзываю из джинсов и окунаюсь в воду в футболке и трусиках. В следующую секунду я дико визжу, потому что вода не холодная, нет, она… нестерпимо, обжигающе ледяная!

Скай держит меня, не давая выскочить на берег. Мы обе прыгаем, вопим до хрипоты и хохочем, а прибой кусает нас за плечи, животы и ноги.

Воспринимаю ли я Скай как сестру? Пока не знаю, но чувствую, что между нами завязывается дружба.

XI

В пятницу вечером я сижу за столом на кухне, подписываю открытку для миссис Макки, моей «подружки», которой в реальности скоро стукнет шестьдесят. Рукой я заслоняю открытку от посторонних глаз. Шарлотта тем временем раскладывает по тарелкам макароны под соусом песто и чесночный хлеб.

– Где Ханни? – спрашивает она. – Я звала её десять минут назад.

– Наверное, у себя в комнате, – пожимает плечами Саммер. – В последнее время она совсем превратилась в затворницу.

«Мы благополучно устроились, – пишу я в открытке. – Дом очень красивый и стоит у самого берега моря, так что купаться можно когда захочешь. Я сплю в настоящей цыганской кибитке вместе с Пиратом и псом по кличке Фред. К нам все хорошо относятся…» – ну, почти все. Это ведь нельзя считать ложью.

Образ миссис Макки уже бледнеет, выцветает в памяти – так же, как диван, обитый коричневым вельветом, школа Клайд и Кёрсти Макрэй. Да и о какой Кёрсти может идти речь, если под боком у меня Ханни Танберри? Безоговорочный номер один в моей личной десятке самых противных девчонок всех времён.

Поставив подпись, я сую открытку в карман. Зайду на почту, когда в следующий раз буду в деревне.

– Ханни! – кричит Шарлотта в сторону лестницы. – Ужин готов! – Сокрушённо качая головой, она расставляет на столе тарелки с пастой. – Давайте начинать. Пока дождёмся Ханни, всё остынет.

Через несколько минут Ханни спускается на кухню. Лицо мертвенно-бледного оттенка, синие тени под глазами, серые губы – девочка-призрак.

– Ты не заболела? – встревоженно спрашивает папа.

Ханни строит недовольную гримаску.

– Это макияж. Разве не видно?

– Прямо Хэллоуин какой-то, – вздыхает Шарлотта. – В честь чего раскраска?

– Идём к Джорджии смотреть «Сумерки». Ради забавы решили выглядеть соответствующе.

– Тогда понятно, – кивает Шарлотта. – Садись к столу, солнышко, ешь пасту, пока горячая.

Ханни кривит губы.

– У Джорджии будет пицца, так что ужинайте без меня, – небрежно бросает она.

– Ты же любишь макароны под соусом песто, – хмурится Шарлотта. – Я специально для тебя испекла чесночный хлеб и посыпала его тёртым сыром, как ты любишь…

– Тем хуже для меня.

Шарлотта переглядывается с папой, потом печально вздыхает и устало горбит плечи.

– Не задерживайся допоздна. В одиннадцать ты должна быть дома. И не вздумай пугать детей.

– Очень надо, – фыркает Ханни и, шелестя чёрным бархатным платьем, удаляется.

Громко хлопает дверь.

– Моя сестра – вампир, – ухмыляется Саммер.

– Сто пудов у неё свидание с Шэем. Поцелуйчики, то-сё. Поэтому она и отказалась от чесночного хлеба.

Поперхнувшись крошками, я кашляю, папа хлопает меня по спине, а Ко ко протягивает стакан воды.

– Любовь с первого укуса, – смеётся Скай.

Я просыпаюсь посреди ночи с бешено колотящимся сердцем: кто-то барабанит в дверь кибитки. Фред глухо рычит, потом переходит на визгливое тявканье. Поначалу я не соображаю, где нахожусь и как тут очутилась, а когда прихожу в себя, мне становится ещё страшнее. Сами подумайте: одиннадцатилетняя девочка ночью в кибитке, вдали от взрослых, с ней только лохматая псина, а в двери ломится кровожадный убийца с топором!

– Черри! – слышится снаружи, и от неожиданности я едва не подскакиваю. – Черри, это я, открой!

Я включаю фонарики, отдёргиваю занавеску на дверном окошечке и различаю неясную фигуру в маске оборотня с клочьями жёсткой серой шерсти. За плечом у «оборотня» лакированная синяя гитара. Стало быть, это не убийца.

Как только я отпираю дверь, Фред исчезает в темноте. Доносится сдавленное повизгивание, жалобный звук лопнувшей гитарной струны. Приглядевшись, я вижу Шэя Флетчера – он распластался на траве, маска оборотня съехала набок – и Фреда, который самозабвенно вылизывает его физиономию.

– Фред, пошёл вон, – сердито пыхтит Шэй. Пёс мчится обратно в кибитку и прячется за моими ногами. Да уж, вряд ли стоит рассчитывать на него, если вдруг в моё жилище ворвётся настоящий убийца с топором.

– Напугал? – спрашивает Шэй с глупой улыбкой.

– До чёртиков, – ехидно отвечаю я. – Надевай маску, быстро!

– Жёстко ты со мной, – усмехается он. – Я просто проходил мимо, решил заглянуть к тебе, поздороваться. – Шэй встаёт на ноги и всё с той же улыбочкой принимается отряхивать джинсы.

Завернувшись в лоскутное покрывало, я сажусь на крылечке, Шэй устраивается на толстом бревне. Даже в слабом свете китайских фонариков, льющемся сверху, я вижу, что была права насчёт Шэя Флетчера. Он не мой идеал. Может, кто-то и западёт на мягкие волосы цвета золотой пшеницы, веснушчатый нос, улыбку, но лично меня это не впечатляет. Разве что самую малость. В придачу он совершенно не разбирается в девушках – вкус у него просто ужасный.