— Зачем пожаловал, дурак?
— Постоять за землю русскую!
— Я на нее давно не зарюсь! Говори, что конкретно надо? За кем пришел?
— За сережками! — грозно сообщил Иван. Кащей нахмурился.
— За Сережками? Имя редкое, да не припомню таких. Здесь был Вася, Федя сидит в застенках, Иванов да Ивашек целая толпа. Даже ребенок один есть, Филипком зовут. Поперся один в школу через лес, заплутал, да и попал мне в лапы... Какие Сережки тебе нужны, дурак? Может и отдам. Не люблю я супротив кладенца драться.
— Василисины сережки, — объяснил Иван, смутно чувствуя, что разговор идет о разных вещах.
— Василисины? Ее не обижу, — смущенно признался Кащей. — Даже если от собаки-князя сыновей родила, все равно...
— Каких сыновей? — завопил Иван. — Сережки! В ушках их носят! С камешками самоцветными, что тебе, ироду, для опытов понадобились! Отдай, я все прощу!
Лицо Кащея побелело. Он покачал головой и твердо заявил:
— Не отдам. Никогда. Даже не проси.
— Тогда нас меч мой рассудит, — заключил Иван.
— А мой с ним поспорит, — согласился Кащей и достал из-под мантии кривой турецкий ятаган.
Противники закружились по залу, делая ложные выпады и меряя друг друга оценивающими взглядами.
Первым ударил Кащей. Но Иван отразил его выпад, с истинно богатырской ловкостью отпрыгнул в сторону, и сказал:
— Никогда тебе, нелюди поганой, не одолеть богатыря русского!
Кащей снова замахнулся, и с хриплым смехом сказал:
— А тебе, Иван, никогда меня не убить! Потому что я...
Меч-кладенец пропел свою страшную песню, и ударил по тощей шеи князя тьмы. С мерзким хрустом голова Кащея отделилась от плеч, упала на пол, и мгновенно истлела, превратившись в горку черной пыли.
Иван утер со лба трудовой пот и посмотрел на обезглавленного противника. А тот слепо пошарил руками, похлопал по обрубку шеи, откуда медленно лилась густая черная кровь... Раздался треск, повалили искры и вонючий дым, из обрубка стремительно проклюнулась новая голова. Ничуть не хуже прежней.
— ...Бессмертный, — закончил прерванную кладенцом речь Кащей. — Бессмертный я, по жизни так вышло!
Иван почувствовал на сердце ледяную лапу страха. Но панике не поддался, и продолжал свои обманные финты и выпады. Минут через пять ему удалось обрубить Кащею руку, но и та выросла вновь. Кащей захохотал:
— Вот прикол-то! Ничего ты со мной не сделаешь, богатырь! А как утомишься — тут тебе и конец!
Иван молча кружил по комнате. Проходя мимо стола богатого, он украдкой спер с него гроздь бананов и засунул за пазуху. «Как утомлюсь — пожую бананов, сил и прибавится», — думал дурак.
— Никак тебе, Иван, не победить меня, — бахвалился Кащей, — смерть-то моя — в яйце!
Подхватив с пола сломанный стул, с прилипшими к нему богатырскими штанами, Иван запустил его в Кащея. Тот взвыл, скрючился и заорал:
— Дурак ты, Иван-дурак! Не в этом! Сказки надо читать! Все, хватит шутки шутить! Убивать тебя буду!
Сообразив, что Кащей Бессмертный рассердился не на шутку, Иван распахнул какую-то дверь и юркнув в нее, сбежал по ведущей вниз лесенке.
Глазам его предстала большая комната, уставленная дыбами, испанскими сапогами, гильотинами, увешанная цепями и веревками, с железными противнями, на которых зловеще светились раскаленные докрасна железяки. Зрелище было жутким.
— Ага! — крикнул Кащей, вбегая вслед за Иваном. — Сам в мою пыточную камеру пришел! Молодец!
Иван торопливо оторвал от грозди банан, сжал его могучими пальцами, выстрелив сладкую колбаску мякоти себе в рот. «Дай мне силу великую, фрукт любимый!» — взмолился он мысленно. И вдруг вспомнил встреченного на пути бояна Воху с его загадочной былиной: «Зря Иван жевал бананы, не в бананах, видно, суть. Фрукт сей не залечит раны, не поможет отдохнуть. Кожура — другое дело, кожура — всему венец. Шкурку от банана смело примени — врагу конец.»
«Как же ее применить, шкурку бестолковую», — подумал Иван. Ничего не придумал, и в сердцах запустил в Кащея банановой кожурой.
— Черт побери! — только и успел крикнуть Кащей, оскальзываясь на шкурке и грузно падая на пол.
— Черт побери, черт побери! — радостно завопил Иван, подбегая к Кащею и рубя поверженного врага в капусту.
— Погодь, Иван, я руку сломал! — взмолился Кащей. Но было уже поздно. Могучими ударами богатырь разобрал Кащея на шесть основных кусков, после чего остановился, решая, что же делать дальше.
Из обрубков Кащея шел дым. Они шевелились и явно норовили сползтись друг к другу. Что же делать? Что?
Иван торопливо схватил жирную волосатую ногу, с давно нестриженными грязными ногтями на пальцах, и потащил ее к цепям. Нога сопротивлялась, но в одиночку у нее сил явно не хватало. Заковав левую ногу Иван вернулся за правой. Потом и туловище обмотал цепью, затем руки и голову. Проверил надежность оков, вздохнул и присел понаблюдать за результатом.
С треском и грохотом кащеевы конечности приросли к туловищу. Затем голова, мучительно изгибая шею дотянулась до тела, приросла и жалобно крикнула:
— Что же ты наделал, дурак? Как ты ноги поставил?
Иван покосился на ноги. Мало того, что те неестественно вытянулись, дотягиваясь до туловища, они еще и приросли неправильно: левая нога вместо правой, а правая — вместо левой. Руки же росли со спины. Полуметровой длины шея довершала картину, делая Кащея похожим на паука.
— Прикольщик я, Кащеюшка, — ласково сказал Иван. — Не обессудь. Так оно получилось.
Кащей подергался-подергался, но цепи оказались прочными. Иван тем временем оглядывал изобилие пыточных инструментов.
— Кащей! Для чего сия штуковинка?
— Для подстригания левого уса, — грустно сказал Кащей. — Древняя восточная пытка.
— Жаль без усов ты у нас... А эта фиговинка?
— Для вырывания волос путем возвратно-поступательных движений с увеличивающейся амплитудой.
— Мудрец... Почти как Кубатай. Только что ж ты лысый? А эта финтифлюшка зачем?
— Ребра перекусывать, и мелкими кусочками через ухо вытаскивать.
— О! Это пойдет, — оживился Иван.
— Пожалуйста, — вяло согласился Кащей. — Только учти: пытки нечисть не страшат, а убить меня никак невозможно.
Плюнув в сердцах, Иван бросил пыточные причиндалы и побрел из комнаты, оставив Кащея дергаться в цепях.
— Вначале пленников спасу, — решил Иван. — А там видно будет.
В обширных Кащеевых застенках, сырых и мрачных, плохо проветриваемых, Иван понял, что работа предстоит немалая. Но какой же богатырь работы боится? Поплевал Иван на руки, высморкался под ноги, и побрел вдоль железных клеток, отпирая одну за другой и ведя инвентаризацию.