Женщина была совершенно на него не похожа. Она выглядела лет на двадцать моложе Ле Нева, ей было тридцать или около того против его пятидесяти, а усталость во всем ее облике только усиливала ее поразительную красоту. Ее светлые волосы ниспадали по плечам, обрамляя лицо и придавая чувственности ее облику; ее видавшее лучшие времена платье было отделано алым дамастом и обтачано зеленым бархатом. В отличие от своего супруга, она встретила Шекспира улыбкой.
– Что ж, сэр, – начал он, – любите прерывать трапезу джентльмена?
– Я хотел лишь недолго переговорить с вами, сэр Тоби. Я почту за счастье подождать, пока вы не закончите трапезу.
– Переговорить, сэр? И о чем же?
– О вашей дочери, сэр.
Ле Нев бросил через стол взгляд на супругу. Шекспир увидел, что улыбка медленно исчезла с ее губ. Сэр Тоби поднялся из-за стола, опрокинув свой стул на пол.
Он не стал поднимать его, а быстро подошел к Шекспиру и взял его под локоть.
– Идемте, сэр. Это не тема для обсуждения в присутствии женщин.
Они прошли в боковую комнату, которая показалась Шекспиру кабинетом или какой-то библиотекой, хотя в этом месте царил хаос не только из бумаг и книг, а также из доспехов, мечей, алебард, булав, аркебуз и прочих орудий войны.
– Кто вас послал? Почему вы пришли сюда? Ваше лицо кажется мне знакомым.
– Меня зовут Джон Шекспир, но уверен, что мы не встречались. Я здесь от имени господина Писа, досмотрщика мертвых. Он полагает, что вашу дочь убили. Я содействую ему в расследовании и подумал, что вы захотите помочь мне, сэр.
– Правда? Что ж, вы ошиблись. Это никому не делает чести. Потерять ребенка – страшное горе. А потеря дочери при подобных обстоятельствах, когда ее находят покончившую с собой в бесстыдных объятиях какого-то юнца, непереносима для любой благородной фамилии.
– Понимаю ваше горе, сэр Тоби.
– Нет, сэр, уверен, что не понимаете.
– А если она не кончала жизнь самоубийством? Что если она и тот юноша были убиты? Разве вы не хотите, чтобы убийцу настигло правосудие?
– Вам кажется, что вы многое знаете из того, чего я хочу или не хочу, господин Шекспир. Но это не так. Единственное, чего я желаю, так это чтобы вы немедленно покинули мой дом и никогда больше сюда не приходили. Я хочу спокойно похоронить и оплакивать бедняжку Эми. И это произойдет, как только коронер передаст мне ее тело, вместо того, чтобы позволять вашему так называемому досмотрщику мертвых ковыряться в нем. Уходите, сэр, уходите, кем бы вы ни были. – Ле Нев привык отдавать приказы; его речь больше походила на лай. Шекспир понял, что ничего не сможет ему доказать.
У дверей послышалось какое-то движение. Шекспир увидел, что там стоит леди Ле Нев. Ле Нев обернулся и тоже увидел ее.
– Корделия, я же сказал, что это мужской разговор.
Корделия Ле Нев, проигнорировав слова мужа, обратилась к гостю:
– Вы, кажется, сказали, что вас зовут господин Шекспир. Прошу прощения за грубость моего супруга, но вы должны понять, какие трудные времена для нас настали.
– Мои самые искренние соболезнования, леди Ле Нев.
– И конечно, если существует хоть какое-нибудь доказательство того, что Эми убили, вы должны расследовать это.
Шекспир по очереди взглянул на каждого из них. На лице Ле Нева, словно маска, застыл гнев, однако определить выражение лица его супруги было сложнее.
– Предполагается, что их ударили дубинкой. Яд им влили уже после смерти, чтобы все выглядело так, словно они покончили жизнь самоубийством.
– Чушь, абсолютная чушь. Констебль, расследующий это дело, и шериф говорят, что их убил яд. У них яду было столько, что хватило бы и для быка.
– Сэр Тоби, их тела сильно изуродовали дикие звери, поэтому истинную причину распознать было нелегко. У коронера возникли сомнения, поэтому он и передал это дело досмотрщику.
– Убирайтесь, сэр, прочь из моего дома. Не желаю больше вас слушать. – Ле Нев выхватил из ножен старый ржавый меч.
Корделия Ле Нев шагнула вперед, преградив дорогу мужу, и взяла Шекспира под руку.
– Пойдемте, сэр, позвольте мне проводить вас до вашей лошади. Выпейте эля перед отъездом, ведь, чтобы добраться сюда, вы, очевидно, проделали долгий путь.
Не было никакого смысла в том, чтобы оставаться. Шекспир позволил леди Ле Нев увести себя. Выходя из комнаты, он услышал, как сэр Тоби пробормотал:
– Мне знакомо ваше лицо, сэр. Не знаю откуда, но клянусь, что знакомо.
Леди Ле Нев хлопнула в ладоши, и из тени возник старый слуга.
– Додсли, принесите господину Шекспиру эля и проследите, чтобы его лошадь напоили. Он сейчас уезжает.
– Да, миледи.
– А теперь, господин Шекспир, позвольте мне извиниться за этот негостеприимный прием. – Она говорила тихо, словно заговорщица, когда они шли ко входной двери старого особняка. Он ощутил аромат ее духов. – Моему супругу очень нелегко, – произнесла она, – очень. Я скорблю о смерти дочери, а ему кажется, что он утратил нечто менее вещественное, многим этого не понять. Речь о его чести. Для моего супруга честь означает больше, чем его доброе имя, имя, которое вписано в самое сердце военной истории Англии еще со времен, когда его предки пришли на эту землю вместе с Вильгельмом Завоевателем. Ле Невы участвовали в битвах при Пуатье, Креси, Агинкуре, Флоддене и ни разу себя не опозорили. Он хотел, чтобы у него был сын, который бы перенял традицию, но дочь была его единственным ребенком, а после ее позора он решил, что его жизнь кончена. Убийство это или самоубийство, ему все равно.
– Но…
– Попытайтесь понять, господин Шекспир. Попытайтесь понять, почему мы хотим, чтобы нас оставили в покое и позволили оплакивать нашу дочь. Расследование бессмысленно, ничто не вернет нам Эми или облегчит нашу боль.
Но Шекспир не сдавался.
– Один вопрос прежде, чем я уйду. Вместе с вашей дочерью был найден юноша. Джо Джаггард. Кем он ей приходился?
Она открыла входную дверь, в это мгновение из кладовой появился слуга Додсли с элем для Шекспира и ведром воды для его лошади.
– Хорошего вам дня, господин Шекспир, – сказала она. Леди Корделия Ле Нев собралась было сделать шаг назад во мрак дома, но Шекспир остановил ее, преградив ей путь рукой.
– Скажите мне только одно: он работал на человека по имени Макганн?
Она колебалась с ответом несколько дольше, чем следовало бы. Их взгляды встретились. Шекспиру показалось, что она едва заметно кивнула, но полной уверенности у него не было. Затем она убрала его руку со своего пути и вошла в дом, закрыв за собой дверь.
Слуга держал ведро с водой для лошади, пока Шекспир жадно пил свой эль. Старик смотрел на него, как нашкодивший пес, который знает, что ему влетит. Шекспир поставил пустой стакан на каменную ступеньку у входной двери.