В десять часов утра Болтфут Купер вместе с остальными ходячими пациентами неохотно направился в больничную часовню. Сестра Бриджет, сиделка, сказала, что ему придется пойти на службу, если он хочет, чтобы больничный смотритель вернул ему оружие и кошель.
Проповедник с издевкой произнес тираду о цене, которую должен заплатить человек за свои многочисленные грехи, и цена эта есть болезнь. Болтфут слушал, но не слышал, ибо мыслями он был в другом месте. Ему хотелось вернуться на Лонг-Саутуарк, на случай, если та незнакомка снова придет.
Как только они вышли из часовни, сестра Бриджет обернулась к нему, ее глаза горели гневом.
– Он сказал, что лондонцы сами навлекли на себя чуму, но я знаю и благочестивых людей, которые заболели и умерли от этой болезни, – благочестивые люди, которые никому не причинили зла и жили по заповедям. Почему Господь наказывает и праведников, и грешников?
Болтфут хмыкнул в знак согласия. Судьба Джейн и их еще нерожденного дитя занимала большую часть его мыслей. Он не сомневался, что она, Кэтрин и дети уже покинули Лондон, уехав далеко от чумы, но с тревогой ждал известий.
– Чума свирепствует день ото дня, – продолжала сиделка. – К нам каждый день обращаются больные чумой, их становится все больше, а нам приходится отказывать им и отправлять в больницу Лок [10] на Кент-стрит. Не могу поверить, что все они – отъявленные грешники. – Она печально покачала головой. – Так жалко видеть их лица, они ведь знают, что больница Лок – это смертельный приговор. Мало кому удается выйти из нее живым.
Голова Болтфута по-прежнему была обмотана бинтами, но боль утихала, а силы возвращались к нему благодаря сиделке, которая кормила его говядиной, хлебом и давала вволю эля.
– Сестра, вы можете сейчас отвести меня к больничному смотрителю?
– Господин Купер, сегодня я должна отправить вас на плотницкие работы. Это правило для тех, кто не прикован к постели. Женщины стирают, а мужчины выполняют ту работу, которой занимались до болезни. – Она по-матерински посмотрела на него, однако повела к смотрителю.
Больничный смотритель, мрачный человек преклонных лет, выслушал Болтфута.
– Да уж, господин Болтфут, – произнес он, – более неправдоподобной истории я еще не слышал. – Но вернул Болтфуту его оружие, пороховницу и мешочек с пулями.
Болтфут тщательно все осмотрел. Все было в целости и сохранности. Он застегнул пояс с абордажной саблей, затем забросил каливер за спину. Хоть оружие было и тяжелым, а сам он еще не до конца окреп, хорошо было снова ощутить себя вооруженным. Он заглянул в кошель. Там оставалось две марки и несколько пенсов. Он протянул деньги смотрителю, но тот отказался.
– Не хочу обирать вас, господин Купер. Когда появятся деньги, которыми вы сможете с нами поделиться, тогда и приходите. Мы с благодарностью принимаем подношения от тех, кто может их себе позволить.
Болтфут поклонился.
– Спасибо, господин смотритель. Вы и ваша больница спасли мне жизнь.
Вместе с сиделкой он прошел к входным воротам, ведущим на Лонг-Саутуарк, где она попрощалась с ним, пожав ему руку. Проход через ворота был узкий да к тому же забит прилавками мясников и прочих рыночных торговцев. После тишины больницы шум и вонь вернули Болтфута к реальности городской жизни. Подволакивая ногу, он перешел пыльную дорогу и встал у дверей. Он понял, что находится совсем рядом с тем местом, где его ударили дубинкой. Интересно, женщина, которая искала его, пройдет сегодня здесь, направляясь в Сент-Томас?
Ему не пришлось долго ждать. Вскоре с корзиной с хлебом в руках появилась белокурая молодая женщина из дома на Бэнк-Энд, дома Дейви Керка.
Болтфут пошел за ней к задним воротам больницы на Сент-Томас-стрит, туда, где принимали пациентов. Он наблюдал за тем, как она беседует с охранником. Охранник покачал головой, и она, разочарованная, пошла назад в сторону реки, на запад к своему дому.
Сил у Болтфута было еще немного. Увечная нога больше обычного затрудняла ходьбу. Он задыхался, головная боль усилилась. Женщина шла быстро, но единственное, что он мог предпринять, это попытаться догнать ее.
Он отчаянно старался идти быстрее, и ему даже удалось подобраться к ней вплотную, когда она была на пороге дома. Женщина обернулась и оказалась с Болтфутом лицом к лицу. Она отшатнулась, а он зажал ей рот ладонью, заглушая ее крик.
– Откройте дверь, – приказал он, убирая ладонь от ее лица.
Она колебалась, затем вытащила из корзины с хлебом ключ и вставила в замок.
Прежде чем она успела повернуть ключ и отпереть замок, Болтфут услышал за дверью шум; кто-то застонал, раздался глухой стук, вскрик, еще один стук и приглушенный крик. Он остановил руку женщины, затем вытащил каливер и умелыми движениями быстро зарядил его. Если в пылу битвы солдат не мог зарядить ружье, не просыпав пороху, он был бесполезен как для своего командира, так и для боевых товарищей. Руки Болтфута никогда не дрожали в бою, и стрелял он без промедления.
Он кивнул женщине, чтобы та медленно открыла дверь. Она была явно напугана, но послушалась.
Болтфут вошел первым, держа перед собой легкий мушкет с колесцовым замком и направляя украшенное резьбой восьмиугольное дуло в глубину комнаты. На ремне у бедра раскачивалась его абордажная сабля, вытащить ее было для Болтфута делом одной секунды.
В дальнем конце комнаты, в дверном проеме, он увидел чью-то тень, глаза незнакомца сверкнули в темноте. Мгновение казалось, что человек собирается напасть, но, увидев направленное на него дуло каливера, он исчез.
Посреди комнаты, прямо на столе, где женщина ощипывала птицу, лежало тело. Ноги и руки жертвы еще дергались в предсмертных судорогах.
Болтфут быстро осмотрелся. У вошедшей следом за ним женщины подкосились ноги, она едва дышала.
Кровь была повсюду. Поскальзываясь, Болтфут бросился к двери, через которую сбежал убийца. За дверью оказалась большая кладовая, где хранились зерно, бобы и прочие продукты. На крюке висела туша индюка. Неподалеку от птицы, покачиваясь на сквозняке из открытой задней двери, со стропила свешивалась крепкая пеньковая веревка с петлей-удавкой на конце.
Болтфут распахнул заднюю дверь, правой рукой крепко сжимая свой каливер. Он оглядел узкий переулок, но никого не увидел. Человек убежал.
Он вернулся к месту кровавой бойни. Женщина сжалась в углу, стараясь не смотреть на лежащее на столе тело Дейви Керка. Конвульсии прекратились. Раны, приведшие к смерти, были очевидны. Его голова была наполовину отделена от туловища, шея с левой стороны рассечена сверху вниз лезвием сабли; кроме того, жертва получила удар клинком в живот.
Болтфут положил каливер и поднял со стола тело. Голова Керка запрокинулась и жалко повисла. Собрав силы, он переложил тело на пол подальше от женщины, затем принес покрывало из кладовой и укрыл труп. Болтфут поднял оружие.