– Ну, преподобный отец, придется вам протрезветь. Утром у вас будет много работы.

Бесс внимательно слушала Шекспира. Она не перебивала его, пока тот наконец не произнес:

– Итак, полагаю, мы должны как-то перевезти леди Арабеллу в безопасное место.

– Понимаете, господин Шекспир, – сказала она, взвешивая каждое слово, – я не делала секрета из своих амбиций в том, что касается моей внучки. Я воспитала ее принцессой, веря – надеясь, – что однажды, когда пробьет час, она взойдет на английский престол, ибо считаю, что она первая в очереди. Это не всегда принималось королевой, которая не желала думать о том, что и она смертна. Признаюсь, что мы по этому поводу никогда с ней не встречались. Но у меня даже в мыслях не было решиться на подобное… предательство, которое предложил мне милорд Эссекс. Мы должны помешать этому, господин Шекспир, или нам всем не сносить голов.

– Ее могут похитить?

Шекспир не представлял, что Бесс способна утратить самообладание, однако видел неподдельную тревогу в ее глазах. Она сжала ладони в маленькие кулачки.

– Сначала нам придется ее найти.

– Миледи?

– Менее двух часов тому назад я заходила к ней в комнату. Ее там не было. Ее горничная была весьма взволнована и сказала, что Арабелла уехала вместе с отрядом из молодых джентльменов, и она не знает куда. Я тщетно пыталась ее разыскать. Я спросила милорда Эссекса, где она, но он ответил, что не видел ее. Его люди тоже делают вид, что ничего не знают, даже устроили показательные поиски. Ее учителя тоже молчат.

Все мускулы Шекспира напряглись. По тому, как вела себя Бесс, он понял, что она полностью сознает страшную опасность происходящего.

– Кстати, об учителях, полагаю, одного из них зовут Морли?

– Да, господин Шекспир. Похоже, вы прекрасно осведомлены.

– Он на стороне Эссекса, миледи. Он один из них. Очевидно, что леди Арабелла уже у них. Боюсь, мы опоздали…

Глава 38

Над полями, едва различимыми в сером утреннем свете, проступали очертания старинной церкви Святого Иоанна. Каменные стены, возведенные пять или шесть сотен лет тому назад, еще до прихода в Англию Вильгельма Завоевателя, обветшали от непогоды и рождали странное ощущение гостеприимства. Колокола в прямоугольной башне в тот день молчали.

Во главе свадебной процессии, медленно направляющейся на лошадях через луг к обсаженному тисом церковному двору, в роскошных одеяниях, верхом на покрытых попонами военных жеребцах ехали Эссекс и его ближайший сподвижник Саутгемптон.

Дождя не было, но небо затянули тяжелые грозные облака. Одинокий пахарь смотрел на процессию во все глаза, однако работы не бросил. Он хлестал быка, что тащил плуг и распахивал глубокую борозду для озимых.

В алтаре церкви, схватившись дрожащей рукой за перила, чтобы не качаться, стоял Освальд Финнингли. У него болела голова, и ему отчаянно хотелось выпить эля или бренди, чтобы руки перестали трястись и его больше не тошнило. Он плохо помнил прошлую ночь. Его силой увезли и заперли в какой-то незнакомой комнате, а этим утром к нему пришли двое и разбудили его, вылив ему на лицо ведро холодной воды. Финнингли предложили плотный завтрак, которым он из-за непрекращающейся тошноты не смог насладиться, а потом принесли чистую сутану и свежевыстиранные ослепительно-белые стихарь и гофрированный воротник. И только когда они поехали в церковь, он сообразил, что его держали в комнатах для прислуги в Хардвик-Холл.

Эти двое мужчин безжалостно заставили его трястись в дребезжащей деревенской повозке, отчего ему стало только хуже. И вот Финнингли – в алтаре, а справа и слева от него выставлена охрана на случай, если он решит сбежать.

Эссекс и его гости вошли в церковь: двадцать решительных мужчин в богатых одеяниях. Преподобный Финнингли смотрел на них так, словно это были диковинные создания из далеких земель. Он не мог даже представить, кто они такие и чего им от него нужно. Однако по их нарядам и манерам Финнингли догадался, что это – знатные особы, и у него подкосились ноги.

Охранники подхватили его под руки, дабы он не упал.

– Священник, просто произнеси все, что нужно для того, чтобы повенчать молодых, и глазом не успеешь моргнуть, как снова окажешься в таверне с кружкой эля в руках, – прошептал ему в ухо один из охранников. – А поднимешь шум – я залью тебе глотку кипящим салом.

Люди Эссекса расселись там, где это было возможно, или прислонились к колоннам, не убирая рук с рукоятей мечей. В ожидании невесты Эссекс ходил взад-вперед, словно леопард в клетке. Ждать пришлось недолго.

Герольды у входа протрубили в честь ее прибытия. Двое слуг проводили невесту в церковь и указали на алтарь, где Финнингли боролся с сильнейшей тошнотой, грозящей лишить его остатков завтрака.

Человек в одеянии из алого и золотого бархата повел леди Арабеллу по проходу. Он был худым и медлительным, бороды у него почти не было, а над губой виднелись тонкие темные усы.

Арабелла чуть не прыгала от волнения. На ней было платье из атласа цвета слоновой кости с золотыми нитями, лицо закрыто кружевной вуалью. Приблизившись к графу Эссексу, она с влюбленным обожанием взглянула на него из-под вуали. Он смущенно посмотрел на нее, затем, словно вспомнив, что она должна стать его женой, улыбнулся в ответ.

– Господин Финнингли, – произнес охранник, – начинайте. И помните о кипящем сале.

Финнингли узнал Арабеллу и пришел в ужас. Он хотел сказать, что имена вступающих в брак не были оглашены, что недопустимо, но его сковал страх. Он глубоко вздохнул и принялся нараспев произносить слова обряда слабым срывающимся голосом, странно контрастирующим с его внушительной фигурой.

– Дорогие возлюбленные друзья, мы собрались здесь перед лицом Господа и его паствы, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину священными узами брака…

Он бормотал, совершая обряд, как это было предписано в «Книге общей молитвы», введенной в обращение в первый год долгого правления Елизаветы. Эссекс нетерпеливо поглядывал на Финнингли.

– …и посему недопустимо легкомыслие, пренебрежение или намерение удовлетворить плотские желания и потребности, подобно грубым животным, не сознающим…

– Я все это уже слышал. Давай дальше.

– Такова церемония, сэр… милорд.

– Да, да.

Собравшиеся друзья и сторонники графа одобрительно загудели. Один или двое даже зааплодировали.

Финнингли вздохнул. Какая разница? Без оглашения предстоящего бракосочетания все это и так незаконно. Поэтому он пропустил следующую часть и перешел к сути:

– Берете ли вы эту женщину в законные супруги, дабы жить вместе согласно закону Божьему в священных узах брака? Обещаете ли вы любить ее, утешать, уважать и оберегать в болезни и здравии? Оставить иных и оставаться с ней, покуда смерть не разлучит вас?