— Знаешь, я только что кое-что решил.
— И что же?
Зейн придвинулся к ней совсем близко и что-то вкрадчиво зашептал на ухо.
Но слов она не поняла.
Отстранившись, Мэдисон хрипло выдохнула:
— Может, переведешь?
— Позже, когда останемся совсем одни.
От такого обещания фантазия Мэдисон снова разыгралась, и кто знает, какие картинки успело бы ей нарисовать разбушевавшееся воображение, если бы в дверь не постучали.
— Войдите, — слегка хрипловато отозвался Зейн.
Мэдисон торопливо одернула пиджак и пригладила волосы, когда в комнату вошел Диб.
— Эмир, вам пора обратиться к народу.
— Снайперы уже на местах?
— Да, четверо на крыше и двое на башне.
Снайперы. Черт. Она чуть второй раз за сутки не поцеловала настоящего короля. Не дав Мэдисон до конца додумать эту мысль, в комнату вошли два телохранителя, отдернули занавески и вместе с Зейном вышли на террасу. Сама она вместе с Дибом осталась в кабинете.
Когда Зейн занял место на возвышении, над невнятным гулом толпы раздались какие-то выкрики.
— Что они кричат? — спросила Мэдисон у Диба.
— Называют принца ренегатом.
Плохо, жаль, что она сейчас не видит его лица.
Зейн заговорил, но слова его звучали так ровно, что и по ним нельзя было догадаться о его чувствах.
— А что он говорит? — Как всегда безучастный, Диб сам переводить не догадался.
— Что готов занять по праву причитающееся ему место и служить своему народу.
Отлично, но почему тогда толпа недовольна?
— Продолжай.
— Говорит, что он не отец и станет править иначе, займется развитием школ и больниц.
Зейн все говорил и говорил, и Мэдисон заметила, что народ начал постепенно успокаиваться. Зейну явно удалось в чем-то убедить большинство собравшихся, особенно женщин. Да и что в этом удивительного? Сама она не понимала ни единого слова, но низкий бархатистый голос буквально ее обволакивал, как ароматное красное вино обволакивает хрустальный бокал…
После бурных оваций Мэдисон снова повернулась к Дибу, чтобы узнать подробности речи, но тут кто-то выкрикнул по-английски:
— Это правда, что Кили Винтерлинд родила от вас ребенка?
Мэдисон, конечно, слышала о романе Зейна с супермоделью, но ей как-то и в голову не могло прийти, что журналисты прервут серьезную королевскую речь подобными вопросами.
Не отвечая, Зейн продолжал что-то говорить, но толпа снова забеспокоилась, и всего через минуту кто-то другой повторил тот же вопрос.
Мэдисон по-прежнему не видела лица принца, но заметила, что он сжал кулаки. Зейн выдавил из себя какой-то резкий ответ, явно не понравившийся собравшимся, вернулся в кабинет и, не удостоив взглядом ни ее, ни Диба, скрылся за дверью.
— Это правда? Про ребенка? — За неимением лучшего источника информации она обратилась к Дибу.
Лицо Диба оставалось все таким же беспристрастным.
— Боюсь, мисс Фостер, вам придется спрашивать об этом самого эмира.
Обязательно. Как только сумеет его найти.
Причем искать нужно быстро, иначе все пропало…
— Ваше сумасбродство, вы наелись?
Оторвавшись от тарелки, Зейн увидел застывшую в дверях Майсу Барад, доктора Майсу Барад, временно приютившую его под своей крышей.
— Да, спасибо, было очень вкусно. Твой повар — настоящий волшебник.
— Это я — настоящая волшебница, а у повара сегодня выходной. Но остальные слуги не дремлют, так что ради королевского спокойствия я предлагаю говорить по-английски.
— Коронация мне еще только предстоит.
— Ты стал королем сразу же после смерти отца. Кстати, прими мои соболезнования, пусть вы и не слишком-то ладили.
— Спасибо. И спасибо, что спрятала меня.
— Зейн, мой дом всегда в твоем распоряжении. — Майса оперлась локтями на стол, играя браслетами. — А общепризнанным королем неприятностей ты и так всегда был.
— А ты все так же хороша, как и раньше.
— Снова будешь пугать меня лягушками? — улыбнулась Майса.
Они родились в разных семьях, но Майса всегда была ему как родная сестра.
— Но ты же никогда их по-настоящему не боялась, ведь так?
— Так. Я просто притворялась, чтобы Рафик пришел и спас меня.
Зейн всегда подозревал, что Майса без ума от его брата. Как же она теперь к нему относится?
— Кстати о Рафике, ты будешь на его свадьбе?
Майса резко выпрямилась:
— Я получила приглашение, но любоваться этим фарсом у меня нет ни малейшего желания.
Понятно, она все еще его любит.
— Не спорю, невесту он выбрал не слишком удачно.
— Он никогда не будет счастлив с женой, отдавшей свое сердце другому.
— Кому?
— Я бы не хотела об этом говорить, я и так сказала слишком много.
— А этот человек тоже любит Риму? Это-то ты можешь сказать?
— Да, любит.
— Рафик об этом знает?
— Если и знает, то его это не волнует. — Майса пожала плечами. — В любом случае это не мое дело, и, надеюсь, ты тоже не станешь вмешиваться. Ладно, хватит о Рафике, лучше расскажи, как ты жил все эти годы.
— Я много путешествовал.
— И наверняка много всего видел, встречал интересных людей… Рассказывай.
За эти годы он успел насмотреться на разруху, запустение, голод и болезни. Жуткое зрелище. Остается надеяться, что больше он никогда не увидит ничего подобного, особенно на родине.
— Готов поспорить, жизнь врача намного интереснее моих скитаний.
Майса покачала головой:
— С тех пор как я закончила учебу в Штатах и вернулась в Баджул, мне постоянно приходится бороться за свою практику. Я здесь единственная женщина-врач, да к тому же готова заниматься бедняками, тогда как местные врачи предпочитают общаться лишь с богатыми клиентами.
Да, Зейн об этом слышал.
— Майса, я не устаю восхищаться твоей преданностью любимому делу и собираюсь заняться системой здравоохранения. Думаю, я очень скоро добьюсь, чтобы ты получала за свой труд достойные деньги.
— Деньги значат для меня куда меньше, чем моя помощь значит для этих бедняков. К счастью, даже несмотря на то, что я серьезно разочаровала отца, он по-прежнему разрешает мне жить в этом доме, при этом выплачивая мне приличное содержание.