Его распоряжение относительно сна оказалось лишним. Вершинин уже крепко спал.

Они действительно смертельно устали – оба.

* * *

Источник сообщает. В результате сговора Суворовцева и Вершинина они провели операцию по проникновению на фасовочную базу Чанга, что может иметь далеко идущие последствия. Операция была проведена ими без согласования с их руководством, что будет иметь последствия в виде служебного расследования, которое может завершиться отстранением Суворовцева от занимаемой должности и увольнением Вершинина. Источник считает необходимым не просто способствовать, а принять все меры для этого в самое ближайшее время, с использованием любых уровней влияния и средств. Источник предупреждает, что не сможет контролировать ситуацию в дальнейшем, если связка Суворовцев – Вершинин не будет разрушена, так как план предусматривал взаимную нейтрализацию указанных лиц, и их связка никакими планами не была предусмотрена.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Кофе приятно щекотал нос. Несмотря на раннее утро и тяжелые воспоминания о прошедшей ночи, проведенной на трех стульях, составленных вместе, настроение у Опера было превосходное. Напротив него сидело очаровательное создание с большими карими глазами. В общем, Опер был очарован. Дочь Вершинина он знал давно, но, так сказать, на расстоянии, теперь же у него была возможность познакомиться поближе, даже поговорить с ней о том о сем. Тем более что для этого у него был веский повод.

Как гостеприимный хозяин, он посчитал своим долгом занять гостью увлекательным разговором. Для начала приготовил ей кофе, потом, устроив ее в своем удобном кресле, сел напротив и раскрыл перед девушкой большущий альбом с фотографиями, составленный им самим за его недолгую службу в Управлении. Надо заметить, что все снимки имели довольно откровенное криминальное содержание, но надо отдать должное Оперу, выполнены они им были совсем не казенно, а наоборот. Со вкусом, художественно, почти живописно. Он очень гордился своими работами, и не без основания. По крайней мере показать их было не стыдно.

– Вот это, мне кажется, очень хорошая серия, – чуть заикаясь, начал явно взволнованный Опер. – Самоубийца покончил жизнь на чердаке старого дома. Казалось бы, банально, ничего особенного. Ну, повесился и повесился. Но посмотри, какое удачное место. И время суток. Лучи багряного закатного солнца, как бы окрашенные кровью, пробиваются сквозь щели крыши и придают этой композиции средневековый колорит. Клубится пыль, создавая ощущение нереальности, вернее, реальности, но какой-то иной. Труп. Ну, то есть тело, висит и даже не висит, а как бы парит в воздухе. Это оттого, что снимок намеренно сделан чуть-чуть в расфокусе и в контровом свете чердачного окна. Тебе нравится? Мне – очень.

– А почему он повесился? – неожиданно спросила она.

– Не помню. Кажется, не было денег на новую дозу, или что-то в этом роде. Но это неважно. Важно, что получились очень хорошие снимки. Кстати, ты не пробовала?

– Не-а. Хотя мой папа может довести до самоубийства кого хочешь.

– Да нет, я не о том. Сниматься не пробовала? Мне кажется, ты очень фотогенична. Хочешь, попробуем?

– Не-а.

– Зря. Ну, я, конечно, не профессиональный фотограф. Не доверяешь, да?

– Не в этом дело. Ты, наверно, хороший фотограф, но я не твоя модель.

– Почему?

– Потому что я еще живая.

– Опер! – От неожиданности Опер подскочил на стуле как ошпаренный. Голос Вершинина, усиленный эхом пустого коридора, прогремел, как гром среди ясного неба. – Ты помнишь, что я сделал с мишенью?

Вершинин был не один, вместе с Суворовцевым, оба голые по пояс, они возвращались после утреннего туалета. Вид голого торса двоих начальников сразу вернул молодого человека в реальность, в которой он был не романтичным фотографом, а простым Опером.

– Так точно, товарищ майор. Помню, как это можно забыть?

– А ты чего еще здесь? – Отец был с дочерью подчеркнуто строг.

– Доброе утро, папа, уже ухожу.

Девушка грациозно встала и направилась к выходу. Проходя мимо Суворовцева, бросила на него быстрый, пронзительный взгляд, тихо сказала «До свидания» и вышла.

– Имей совесть. Ей всего пятнадцать, – буркнул Вершинин.

– Пятнадцать? Не может быть! Внешне она выглядит красивой женщиной. В будущем, – улыбнулся Суворовцев, проходя в свой кабинет.

Они вошли в кабинет Суворовцева. Вершинин сильно хлопнул за собой дверью, и Суворовцеву показалось, гораздо сильнее, чем дверь того заслуживала.

* * *

...Спортзал Управления был забит сотрудниками до отказа. Когда вошел Большой Джон, зал огласили долгие и бурные овации. Великан застыл у входа как вкопанный, но не от такого необычного приема, а скорее оттого, что появился здесь впервые и явно не знал, куда себя деть. Постояв немного в нерешительности, он наконец обнаружил безопасный уголок и тут же неуклюже направился туда. Должно было произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы этот ленивец появился в спортивном зале.

Когда в следующую минуту в дверях возник Бердяев, всем стало понятно, что его вчерашнее распоряжение относительно стопроцентной явки на тест по физической подготовке надо было понимать как буквальное.

Заметив начальство, подполковник Стуков, маленький круглый человечек, ответственный за физическую подготовку личного состава, ринулся навстречу. Приблизившись к Бердяеву на расстояние пяти шагов, он, согласно уставу, перешел на строевой шаг и, остановившись в метре от него, застыл по стойке «смирно», бодро начав:

– Товарищ полковник...

– Да брось ты! – прервал его Бердяев, он был крайне раздражен. – Все в сборе?

– Все, товарищ полковник. Кроме заболевших.

– Вершинин здесь?

– Здесь. Вон, на матах.

– Его что, спортподготовка не касается?! Или он самый умный?

– Я ему то же самое говорил, а он меня послал. Я, говорит, снят с должности и отстранен от дел, это меня не касается. Потом пошел, завалился на маты и теперь вон дрыхнет. Даже храпит. Совсем стыд потерял. Хоть бы товарищей пожалел. Он что, один спать хочет...

– А ну-ка, верни его в строй! И Суворовцев здесь? Пусть поработают, хочу это видеть. По полной поработают, понял?

Стуков тут же бросился исполнять приказ. Бердяев был настроен решительно и зло, и Стуков понял, что означает «по полной».

– Вершинин, Суворовцев, Шангареев, Быков – на ковер! – громко объявил он спарринг.

От группы «крепышей» – заядлых спорстсменов, дзюдоистов и каратистов в прошлом – отделились два самых крепких.

Первым на татами вышел Суворовцев. Его визави, борец Быков, был не очень высок, но широк и прочен, как квадрат, причем совсем не Малевича – его вид и вес не обещали никакой абстракции, одну только беспощадную, силовую конкретику.