В этой экспедиции их было четверо: близняшки-десятилетки Мотя и Тотя, подросток Ванечка и шестилетняя Ксюша, внучка поварихи Анны-Ванны: крошечная девочка с белокурыми кудряшками была любимицей всей экспедиции, а Лиды – в особенности. Повариху на самом деле звали Анной Ивановной – большая, громогласная, с вечно красной физиономией в капельках пота, она была столпом экспедиции, и Лиде казалось: если однажды Анна-Ванна не придет к ним кашеварить, все тут же развалится, да так, что и не собрать. Молодые знать не знали, откуда взялось это прозвище поварихи и почему она зовет их поросятами – кто ж теперь помнит стихи Квитко: «Анна-Ванна, наш отряд хочет видеть поросят!» Но Лида знала. Глядя на то, как она возится с ее девочкой, Анна-Ванна сказала как-то:
– Их, девка! Что ты с чужими нянькаешься, тебе своих пора заводить. Плюнь ты на козла-то этого, что ли, мужиков больше нет? Замуж не хочешь – так я тебя понимаю. Хрен с ним, с замужем! Баба и одна справится, вон я – троих вырастила, а муж что был, что нет, пьяница проклятый. Но ребенка-то надо завести, как без дитяти! Заведи, да и все, кому какое дело. И без мужика вырастишь, ничего: даст Бог зайку – даст и лужайку!
Замуж Лиде и правда не хотелось – брак ее собственных родителей был плохим примером: отец Лиды ушел из семьи, когда ей было десять. Лида запомнила на всю жизнь разговор в школьном дворе: отец сам обо всем рассказал, и, как ни странно, Лида прекрасно его поняла – она давно ждала, что этим кончится, настолько разными людьми были папа с мамой, да и поженились они, в общем-то, случайно. Людмила – Люсик, как ее звали подруги, – приехала в отцовскую экспедицию волонтером за компанию с кем-то из друзей. И как-то так получилось, что через девять месяцев на свет появилась Лида.
Отец продержался целых одиннадцать лет. Спасало то, что он все время уезжал – то в экспедиции, то на конференции, да и работал допоздна. Лида редко его видела, но боготворила и понимала, что папе совершенно невозможно жить среди маминых ковров и хрустальных ваз, с которых Лиде приходилось сметать пыль метелочкой из розовых перьев. Люсик любила принарядиться, повеселиться, а тут – книжки, пыльные камни, грязные плошки…
Отец ушел в никуда, оставив им квартиру. Несколько лет Лида страстно мечтала, что у папы каким-то образом наладится жизнь и он заберет ее к себе! Жизнь у папы наладилась: когда Лиде исполнилось пятнадцать, папа женился на своей аспирантке, у которой уже был ребенок – мальчик, а отец всегда мечтал о сыне. Так что Лиде совершенно не было места в новой папиной семье, хотя он по-прежнему брал ее в экспедиции и зазывал в гости, но Лида никогда не любила навязываться.
Лида с матерью жили в состоянии «холодной войны», временами переходившей в «горячую»: Люсик давно уже оставила попытки воспитать из Лиды «настоящую девушку» и с отвращением смотрела на ее бесконечные джинсы и кроссовки, а Лида – с не меньшим отвращением на материнские кудряшки и оборочки. Так что семейная жизнь Лиду привлекала мало. Она привыкла надеяться только на себя. Она бы и с ребенком прекрасно справилась. Но как его завести? Как будто это щенок! Ребенка на Птичке не купишь. Как его заведешь – одна?
Задумавшись, Лида не сразу осознала, что давно уже слышит какой-то надсадный, все приближающийся звук, как вдруг большой черный мотоцикл вылетел из кустов и резко затормозил у школы, взметнув гравий. Мотоциклист – Лида даже подумала про него: «всадник», уж больно резво тот «прискакал», – мотоциклист слез, снял шлем, повесил на руль, расчесал пятерней взлохмаченные волосы и с чувством потянулся. Потом огляделся по сторонам, увидел Лиду, сидевшую под «грибком», и направился к ней.
Это был высокий молодой мужчина в джинсах и клетчатой рубашке с закатанными рукавами – точно такой же, как на Лиде, только у него рубашка была заправлена в джинсы, а у Лиды – завязана узлом под грудью: жарко.
Подойдя поближе, он тоже это заметил и засмеялся:
– И Музе я сказал: «Гляди! Сестра твоя родная!» – и сел напротив. – Привет, сестра! Надо же, какие мы с тобой одинаковые! А это что – бандитская пуля?
Он кивнул на ее повязку, и Лида тут же убрала ногу под стол, в панике подумав, что эластичный бинт наверняка грязный. Она потянулась было развязать узел рубашки, чтобы опустить полы – неприкрытый живот вдруг показался ей крайне неприличным, но опомнилась: «Да что это со мной, в самом-то деле?!»
– А мы что, знакомы с вами? – холодно спросила она, покосившись на его руки, находящиеся так близко от ее собственных – столик для камералки был маленький. Руки как руки – обыкновенные мужские руки, сильные, загорелые, со светлыми волосками. «И чего я уставилась?!»
– Нет, мы с вами не знакомы. – Он мгновенно принял подачу, нисколько не смутившись: «Пожалуйста, раз ты предпочитаешь общаться так, я готов!» – Я Шохин. Марк Шохин.
«Я – Бонд, Джеймс Бонд», – молнией пронеслось у Лиды в голове, и она с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться – но, похоже, он этого как раз и добивался.
– Я приятель Захара Клейменова, знаете такого? – И, заметив, что она еще больше заледенела, тут же поправился: – Ну, не то чтобы приятель – скорее просто знакомый. Я многих тут знаю – каждый год приезжаю к ребятам, а вас вот ни разу не видел. Я из Трубежа. Не были у нас в музее?
– В музее? Нет…
У Лиды вдруг что-то щелкнуло в мозгу, и она, наконец, поняла, кто это – ну да, конечно же, Марк Шохин! Реставратор из трубежского музея. Она была наслышана о нем и его великой безответной любви – экспедиционные девицы перемыли Шохину все кости, дожидаясь его приезда. Те, кому повезло увидеть загадочную шохинскую Александру, недоумевали, что он в ней нашел – самая обычная, ничем не примечательная. Правда, говорит так, что заслушаешься, это да. А в остальном… Но все дружно сходились на том, что это о-очень романтичная история! И каждая втайне мечтала заполучить мужчину, умеющего так долго и верно любить.
Марк заметил, что Лида внезапно оттаяла, и догадался: она знает! Знает, кто он, и знает про Александру, поэтому и расслабилась, решив, что он не станет к ней клеиться. Это его слегка удивило – обычно девушки с ним кокетничали, а тут… Ах, черт! Так это же, наверно, та, которая безнадежно влюблена в Захара, – Марк тоже был в курсе экспедиционных сплетен. И почему это тонких, интеллигентных девушек привлекают такие хамоватые Захары, подумал он. И правда – сестра по несчастью.
– А я Лида Михайлова, – весьма неожиданно для себя самой Лида Михайлова протянула Марку Шохину руку над столом с нуклеусами и отщепами. Она никогда никому не подавала руки! Марк улыбнулся, они на секунду встретились взглядами, и Лида поняла: Марк знает про нее и Захара.
– Ну, вот и познакомились. – Марк нахмурился: его охватило странное чувство, что все это уже однажды было – дощатый стол, «грибок», камералка, серьезный взгляд… Лида испытывала такое же ощущение и пыталась понять, почему Марк кажется ей таким знакомым?
– А мы не могли с вами раньше встречаться? – спросил Марк очень просто и в то же время заинтересованно – Лида видела: это не заигрывание, он и правда пытается вспомнить! Как странно…