— Угу, — насмешливо покивал Алджи, — вот только в итоге отделу не хватает шифровальщика.
— Мы исправимся, — упрямо возразила я. Потом, немного сникнув, добавила: — «Мы» — это, конечно, если меня вернут на службу…
— Вернут, никуда не денутся, — отмахнулся Алджи так, будто подобный вопрос даже не стоял.
Его уверенность передалась и мне, позволяя вновь переключиться на другие мысли.
— Послушай! — оживилась я. — Ну хорошо, теперь я понимаю, откуда у тебя было столько информации по магии, которую использовал тот аферист. Но скажи мне одну вещь. М-м-м… Эта история с поцелуем в карете, помнишь?
— Такое, пожалуй, забудешь, — усмехнулся он.
Заострять внимание на этой реплике я не стала.
— Это действительно был метод снятия воздействия? Или так просто случайно совпало? Только ответь честно, пожалуйста!
Я требовательно сложила руки на груди.
— Это действительно был метод снятия воздействия, — заверил, улыбаясь, Алджи. Однако улыбка быстро слетела с его лица. — Как ты уже поняла, на эту тему я нашел всю информацию, какую только можно.
— Но ты тогда сказал, — продолжила дотошно расспрашивать я, — что этот… хм… метод работает не во всех случаях. Что воздействие может снять не каждый. А кто может? В чем условие? — настойчиво перефразировала вопрос я, видя в глазах Алджи хитринку.
Нечего скрывать информацию от опытного следователя! Я все равно найду способ ее выудить. Впрочем, на сей раз Алджи скрытничать и не стал.
— Условие очень простое, — отозвался он. — Взаимная симпатия. Между тем, кто… хм… применяет метод, — спародировал меня он, — и тем, кто находится под воздействием.
— Взаимная симпатия? — уточнила я.
Он кивнул.
— Грубо говоря, это принцип «клин клином». Если точнее, то подлинные чувства, пусть даже зыбкие, пересиливают чувства навязанные. Физический контакт усиливает эффект.
— То есть, — я, хмурясь, уперла руки в бока, — ты уже на том этапе был так-таки уверен, что я испытываю к тебе какие-то чувства?
— Не был, — обезоруживающе улыбнулся Алджи. — У меня имелись некоторые основания на это надеяться, но не более того. Поэтому я не был уверен и в том, что метод сработает. Но это был хороший способ проверить. Ну, в самом крайнем случае ты бы дала мне пощечину… Ах да, забыл, ты ее мне и так дала.
— А… насколько сильными должны быть эти чувства? — полюбопытствовала я, все еще хмурясь.
Все-таки, если верить моим воспоминаниям, на том этапе я не испытывала к Алджи ничего, похожего на любовь. Симпатия была, да. Был интерес. Но вряд ли его уже тогда можно было назвать влюбленностью.
— Не очень сильными, — развеял мое удивление Алджи. — При по-настоящему сильных чувствах — с твоей стороны — картина изначально была бы несколько иной.
Несмотря на то, что тема была, мягко говоря, интересная, я вдруг зевнула, да так широко, что чуть не вывихнула себе челюсть. Еле успела прикрыть рот рукой. Взглянула на часы — и опешила. Ничего себе разговорились! Время, как оказалось, — половина второго ночи.
— Пора спать. — Моя мимика не осталась незамеченной. — Завтра тяжелый день. — Алджи резко посерьезнел. — Вайрас Тибелл приезжает уже послезавтра. А мы до сих пор не знаем, что именно затевается, да и вообще имеют ли все эти истории со спящими отношение к его прибытию.
Я уткнулась носом в его теплое плечо. Надо было бы, конечно, как следует обдумать все, что нам удалось выяснить, и попытаться сопоставить факты. Но сейчас мне слишком сильно хотелось спать.
Назавтра Алджи почти весь день пропадал в участке. Правда, периодически он связывался со мной по эхофону, а один раз переместился в квартиру на короткий обеденный перерыв. Впрочем, обед напоминал скорее легкий перекус, с акцентом на слове «легкий».
Увы, новостей было мало. За Крэем следили профессионально, но пока ничего необычного или подозрительного тот не делал. Предположительно если это и произойдет, то уже завтра, когда будет поздно предотвращать преступление или как бы то ни было к нему готовиться, и останется лишь действовать по обстоятельствам.
В одном, правда, нам улыбнулась удача. Во второй половине дня Алджи позвонил мне с хорошими новостями: удалось вычислить человека, который подставил меня в деле с мнимой взяткой. Признаюсь, моя заслуга здесь присутствовала. Как следует посидев и подумав, я припомнила, кто был в курсе, что я отправилась к Веллореску, и знал, с каким именно делом связано это посещение. Делия, архивариус. Я даже Дику с Райаном не успела рассказать о планах расспросить Дункана. А вот работница архива знала, какую именно я получила у нее же информацию. А когда я сорвалась с места, выяснив о знакомстве пострадавшего с Веллореском, было совсем нетрудно догадаться, куда я отправляюсь и с какой целью.
Делию аккуратно увели с рабочего места, якобы отправив заниматься каталогами. А уже дальше, когда она оказалась недоступна для посторонних глаз и ушей, переправили в совсем другое место. Знаю, что допрос проводил лично Алджи, но понятия не имею, к каким именно средствам он прибегал. Видимо, он умеет в случае необходимости быть очень убедительным, хотя я практически уверена, что наиболее крутые меры на допросе не применялись. Так или иначе, Делия раскололась быстро. Правда, знания ее были ограниченны. Она не являлась непосредственной участницей заговора, а сотрудничала с преступниками по такой банальной причине, как подкуп. Заплатили ей и правда очень много; сумма была того же порядка, что ее годовое жалованье.
Одно чрезвычайно приятное следствие этого допроса: с меня были сняты все обвинения. Правда, произошло это уже в вечернее время, когда многие работники успели покинуть участок, поэтому оформить все официально планировалось на следующий день. Но в силу обстоятельств это не имело для меня принципиального значения. С информацией дело обстояло хуже. Целей и имен преступников Делия не знала. Однако смогла довольно подробно описать внешность одного из них. Кроме того, она подтвердила, что из игры меня вывели именно в силу того, что я вела дело о спящих нищих и проявила «излишнее рвение», не забросив историю с Гарденом даже после того, как меня «попросили» покинуть его дом.
Вечером Алджи вернулся уставший, с нездорово блестящими глазами, в нетипичном для себя неухоженном виде. Волосы растрепались, к рукаву прицепилась какая-то пыль, одежда успела измяться. Вернувшись, он прошел на кухню, налил себе воды и резким движением расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, будто она его душила. Дергать его лишний раз не имело смысла, и я пока промолчала. И так было ясно: ответов на насущные вопросы он, несмотря на все старания, не нашел.
Какое-то время Алджи просто молча сидел на кухне, а я так же молча стояла поблизости. Потом он поднял на меня взгляд, уже не столько усталый, сколько сосредоточенный.
— Значит, так, — объявил он. — Сейчас садимся, перечисляем все имеющиеся факты и разбираемся, что за всем этим стоит.