– Про ежика не запамятовал? – напомнил Вениамину Канищефф. – Ты его, вроде як, распороть собирался.
Обвалов в некотором замешательстве посмотрел на плюшевую игрушку, которую держал в руке. Почему он до сих пор не заглянул внутрь ежика? Они ведь именно за этим сюда и пришли, чтобы проверить слова Юксаре насчет того, что в ежике спрятан перстень Великого Магистра. Почему же он до сих пор не сделал это? Вениамин не хотел самому себе признаться в том, что в душе он надеялся – ежик окажется просто игрушкой, без какой-либо специфической начинки. Ну, на худой конец, найдут они в еже перстень, но никакого мемори-чипа в нем не обнаружится. Мог же, в конце концов, Великий Магистр хранить перстень просто как память! О друге, о матери, о далекой, потерянной когда-то давным-давно возлюбленной, наконец! Любой из этих вариантов избавил бы Вениамина от необходимости решать, как поступить с мемори-чипом.
Обвалов помял игрушку, пытаясь на ощупь определить, есть ли в ней что-нибудь, кроме синтетических волокон, но ровным счетом ничего не почувствовал. Ежик был мягким, как и полагается плюшевой игрушке. А живот у него был настолько большой, что спрятать в него можно было не то что перстень, а даже шкатулку с драгоценностями.
Дабы не тянуть далее, Обвалов кинул ежика на стол, прижал его сверху ладонью и потянулся за ножом, лежавшим в тарелке, перемазанной его любимым острым соусом «Дум».
– Постой! – раздался крик Фредриксона.
При этом выражение лица у ИскИна была таким, словно он увидел, как пьяный хирург занес скальпель над животом его родного брата.
Обвалов с готовностью опустил нож.
– Это же коллекционная вещь, – с укоризной произнес ИскИн.
– Ну вот и займись ею, – Вениамин кинул ежика Фредриксону.
ИскИн перевернул плюшевую зверушку вниз головой и ногтем мизинца подцепил тонкий шов внизу живота.
В воцарившейся тишине звучно шмыгнул носом Жан-Мари.
Фредриксон зажал нитку ногтями и потянул ее, распуская шов ровно настолько, чтобы можно было засунуть в ежика палец. Указательный палец Фредриксона скользнул в образовавшуюся дырку. Лицо ИскИна приобрело сосредоточенное выражение.
Вениамин смотрел на напарника, сам не зная, хочет ли он, чтобы Фредриксон нашел что-то у ежика внутри или нет. Жан-Мари также следил за тем, что делает ИскИн, но без особого интереса. Чистильщика куда больше занимали половецкие пляски вокруг «Пинты». Канищефф впервые видел беспомощность джанитов, и, черт возьми, смотреть на это было забавно и приятно вдвойне, потому что это он, именно он, чистильщик Жан-Мари Канищефф, накрутил хвост охране космопорта!
Губы Фредриксона тронула едва заметная улыбка. ИскИн положил ежика на стол и показал Вениамину палец, на который был надет перстень с большим, грубо обработанным синтетическим рубином. Любительская работа – безвкусная и аляпистая.
Воздавая должное искусству Фредриксона, Вениамин дважды вяло и почти беззвучно хлопнул в ладоши и сделал жест, предлагая напарнику продолжить начатое.
Зато у Жана-Мари явление из чрева ежика перстня пусть даже с искусственным рубином вызвало живейший интерес.
– Эй, Фред, откуда это колечко?
– Перстень спрятал в игрушку Юксаре, – объяснил ИскИн.
– Выходит, это тот самый перстень, шо Юксаре у Великого Магистра увел, – Канищефф озадаченно поскреб ногтями покрытую трехдневной щетиной скулу и с досадой закончил: – И ведь мне, салазган безмозглый, ничего не гуторил!
Фредриксон сдавил оправу перстня двумя пальцами и ногтем подцепил рубин. Камень чуть приподнялся. Фредриксон перехватил его поудобнее и осторожно вынул из оправы. Искусственный рубин лег на угол стола. Рядом с ним – золотая оправа перстня. На пальце у Фредриксона остался крошечный мемори-чип, похожий на семечко, которое, брошенное в землю, могло превратиться в могучее дерево, а могло ведь и просто пропасть.
Истина – то, что всегда где-то рядом, но никогда не доходит до героев сериала «X-Files».
Пособие по Оллариу. Теоретическая часть. Словарь
Сомнений как не бывало – рассеялись, будто туман поутру. Интуиция или нечто иное, только Вениамин теперь уже точно знал: они нашли то, что искали. Мемори-чип, лежащий на пальце Фредриксона, содержал в себе не интимный дневник Ги Циковского, не переписку с другом и не наброски будущих воспоминаний Великого Магистра – он хранил первоначальный вариант Устава Ордена поклонников Хиллоса Оллариушника. В такие минуты, когда Фортуну наконец-то удавалось схватить за гриву длинных, спутанных волос, Вениамин испытывал удивительное, ни с чем не сравнимое чувство пьянящего восторга. Легкое головокружение и ощущение всемогущества – что с этим может сравниться? Маленький, невзрачный на вид мемори-чип служил ключом к планете Веритас. А может быть, и к будущему всей Галактической Лиги – счастливому или какое оно вообще может быть. Один поворот – и мир изменится раз и навсегда. Вот и получается, что, как ни крути, судьба мира находилась в их руках. И, надо заметить, не впервой. Казалось бы, можно уже привыкнуть, но всякий раз в такие минуты Вениамин словно заново рождался. Мир вокруг наполнялся новыми красками и звуками, которых прежде то ли просто не было, то ли он не обращал на них внимания. Хотелось смеяться и выкрикивать бессмысленную чепуху, чтобы выплеснуть свою радость на тех, кто находился рядом, но понятия не имел, что происходит. Чувства и ощущения становились острыми, как лезвие бритвы, по которому тем не менее можно было с легкостью пробежаться.
Фредриксон никогда не говорил о том, что чувствовал в те моменты, когда последняя истина открывалась перед ним. А Вениамин никогда не спрашивал его об этом. Но после речи Фредриксона в защиту старенького ИскИна из кабака Обвалов задумался. К примеру, о чем размышлял Фредриксон сейчас, когда смотрел на крошечный мемори-чип, лежавший у него на пальце? Быть может, о том, что, всего лишь щелкнув ногтем, он способен решить судьбу человеческого рода? На это очень стильно ложился налет мрачноватой иронии – люди создали ИскИнов для того, чтобы один из них в конце концов уничтожил человечество.
Да нет, что за наваждение! Вениамин одним махом выкинул из головы дурацкие мысли. Ведь это Фредриксон. Старый добрый Фред! Он так же, как напарник, думает сейчас о том, сколько времени и сил было потрачено, чтобы отыскать этот крохотный носитель бесценной информации. Поистине, ради таких минут стоило жить и работать в Службе галактической безопасности. И пусть никто, кроме руководства СГБ, никогда не узнает о том, что сделали для человечества два простых агента, ставивших служебный долг превыше личной…
Плавное течение мыслей Вениамина было нарушено вопросом, который в самый неподходящий момент решил задать Канищефф:
– Мэй би, я заберу кольцо?
Торжественная минута вспыхнула ярким светом и исчезла, превратившись в воспоминание, похожее на послевкусие, оставшееся на языке от стакана доброго вина. Вениамин разочарованно щелкнул пальцами. Он был бы не прочь, чтобы миг наивысшего блаженства длился бесконечно, – в отличие от Фауста, Обвалов никаких необдуманных договоров не заключал. Конечно, рано или поздно всему хорошему приходит конец, но для чего, спрашивается, рубить его, как хвост породистому рекину? Воистину, так капитально все испортить мог только Жан-Мари Канищефф. Для этого человека не было ничего святого, Хиллос его забери!