Рабочий день был бесконечно длинен, нуден и однообразен. Режиссер подходил к Дани с теми же жесткими требованиями и мерками, что и ко всем остальным, а Дани был всего лишь способный, старательный, но абсолютно неопытный дилетант. Сцены с участием Дани приходилось много раз переснимать. Режиссер сердился, ругался на оператора и ни в чем не повинных актеров, занятых в тех же эпизодах. Потом успокаивался и еще и еще раз объяснял Дани, что он от него хочет. Дани очень старался, но не мог понять, что от него требуется, потому что режиссеру не хватало терпения, да и опыта общения с непрофессионалами не было. А роль была трудная и достаточно большая; слишком большая и трудная для любого новичка. В конце концов у режиссера опускались руки, он уходил отбеситься и отдохнуть, и тогда оператор и дон Педро быстро и рационально объясняли Дани, что от него хочет режиссер. После этого всё почему-то получалось. Сначала режиссер ругался, потом недоумевал, а когда понял, что происходит за его спиной, засмеялся.
— В следующий раз прогоняйте меня пораньше, как только поймете, что же это я пытаюсь объяснить так долго, старательно и сердито, что ничего понять нельзя. Я не обижусь, даже если вы снимите пару эпизодов, пока я пью кофе.
Сара ходила вместе с Дани, в любое время суток и в любую погоду. Режисер сначала не обратил на неё внимание. Потом заметил и хотел было рассердиться: он очень не любил постонних во время работы. Но когда он направился в Саре с самыми нехорошими намерениями, иначе говоря — выдворить её на все четыре стороны, его остановил оператор:
— Погоди, не горячись. Иди сюда, за камеру. Видишь, какими глазами она смотрит на Дани? Пойди поговори с Дани, как только ты умеешь: сердись, удивляйся, возмущайся, а под конец похвали, да так, чтобы Дани перестал напрягаться и тоже улыбнулся. Будем снимать двумя камерами параллельно: её и тебя с Дани. Её без звука, тебя — как получится. Звук потом можно сделать. И никому ничего не говори…
Режиссер выругался шепотом, оторвался от камеры, сказал: «Ты — гений,» — и грозно двинулся по направлению к Дани. Оператор сделал знак помощнику. Работа началась.
Ближе к вечеру, когда все устали, режиссер объявил получасовой перерыв и уединился с оператором. Потом они позвали продюсера, а через несколько минут громко объявили: все свободны, три дня полного отдыха. Никто не мог понять, в чем дело, и только дон Педро догадался: «Как она смотрит на Дани! Она же переживает вдвойне — и за него, и за себя. А они увидели и увековечили. Неужели будут корректировать сценарий? Как жаль, что Мирка уехала. Слетать к ней на эти три дня?»
* * *
Никто не знал, что Саре звонил Сол и открытым текстом «посоветовал» жить спокойно и никуда ни под каким предлогом ни ей, ни Дани не отлучаться из Мюнхена дальше, чем на 50 км. После этого Сара поздно вечером позвонила домой лысому, поздоровалась и спросила:
— У вас все в порядке?
Лысый засмеялся:
— Здравствуй, Сара, здравствуй, дорогая! У нас всё очень хорошо и моя Сара чувствует себя прекрасно, — жену лысого тоже зовут Сара. — И дети здоровы, и мы с курчавым по-прежнему играем в шахматы.
— А у них?
— А у них что-то разладилось и есть какие-то новости. Но наш мужичок с ноготок не унывает и не умывает руки. Нам кажется, что он знает что-то очень интересное. Настолько интересное, что ему, а значит и всем нам стало легче и веселее жить.
— Неужели он такой жадный, что не делится с друзьями? Или друзья того не достойны?
— Нет, Сара, нет, дорогая. Мы с курчавым так считаем, что лишнее знание только осложнит нам жизнь и затруднит работу. Мы уверены, что мужичок прав, потому что он сам везет воз, знает, что лежит на возу и где это рано или поздно придется сбросить. Так что живите — радуйтесь и не забудьте нас порадовать. Мы очень ждем и желаем вам… Да ты не красней и не прячься за принципы. Немножечко счастья — это так хорошо!
— Ах, ребята! Если бы вы знали…
— А мы знаем, мы умные. И улыбаемся вместе с вами.
В полном соответствии с законами Мэрфи случилось то, чего никто не ожидал: Пико в две минуты собрался и, никому не сказав ни слова, улетел к Мирке. Нет, не совсем так. Он позвонил режиссеру, но тот на три дня отключил телефон, так же как продюсер. Поэтому дон Педро сказал всё, что хотел, на автоответчик, но режиссер — как всегда в подобных ситуациях — отдал телефон помощнику и ничего знать не хотел до окончания трехдневной паузы. Ситуация получилась забавная. Пико никогда не видел, как этот знаменитый фотограф работает, и понимал, что в его присутствии нормальная работа невозможна. А он не хотел мешать Рони и отвлекать Мирку. Поэтому решил сначала посмотреть со стороны, насколько это будет возможно и так долго, как это будет возможно. А через час, другой, третий подойти и поздороваться. То-то Мирка будет рада! И только в самолете дон Педро понял, что ничего из так хорошо задуманного не получится. Просто потому, что он не знает, где искать Мирку. Значит, придется звонить. Жаль.
Но ему повезло: поздно вечером в вестибюле гостиницы он встретил рыжего Вольфа, с которым познакомился несколько дней назад в Мюнхене. Оба обрадовались, удивились и пошли ужинать. Вольф сразу же решил, что дон Педро прилетел для того, чтобы помешать Мерилин… Посмотрел на актера и замер: «А чему он должен мешать? Мулатка — его подруга, его возлюбленная, известно, что он не бабник, как многие его коллеги… Тогда зачем он здесь?» — И услышал последние слова дона Педро:
— И только в самолете сообразил, что я понятия не имею, где её искать в этом не самом маленьком городе. Придется ей сейчас позвонить и в ту же секунду рухнет всё, что я так хорошо придумал. Жаль…
Одинокий волк быстренько включил голову в работу и стал считать варианты, не перебивая дона Педро и давая ему высказаться. «Похоже, что он действительно ведет себя как влюбленный мальчишка: получил случайные три дня отпуска и поскакал порадовать свою девочку. Похоже, что он действительно ничего не знает о тайной жизни Мерилин и об истинной роли фотографа. Скорее всего и про меня он ничего не знает… Порадую его и проверю, насколько я прав или неправ.»
— Не надо звонить. Сегодня утром я шел на деловую встречу и случайно увидел на противоположной стороне улицы Мерилин и совершенно лысого фотографа лет пятидесяти, который крутился вокруг неё и то прицеливался и присматривался, то переставлял её с места на место. Я постоял несколько минут, не решаясь подойти: они работали, да и мне надо было торопиться.
— Почему вы решили, что это тот самый Рони, а не случайный поклонник и…
— Очень просто: по тому, как он все делал, какими глазами на нее смотрел…
— Какими?
— Он не общался с красивой женщиной, он работал. И ещё, может быть самое главное: вы бы видели, какая у него аппаратура!
— Да, это показатель. Но мне то что с того? Как я их найду?
— А попробуйте с утречка посидеть в небольшом скверике на теневой стороне той улицы, где они сегодня работали. Да-да, солнце движется, но утром там тень. И найти легко: там какой-то предвыборный штаб. Может быть вам повезет. Ну, а если нет, — развел руками Вольф…