Позвонил помощник и прервал грустные размышления одинокого волка:
— Сэр! Важная новость! — Вольф вздохнул и ответил с большим недоверием:
— Одна минута, не больше.
— Сегодня утром прилетела некая Тамар.
— И что тут интересного?.
— В аэропорту её встречали не родители, не друзья, не…
— Стоп! Ты где?
— В соседнем ряду в красном…
— Бегом ко мне… Садись, рассказывай.
— Её встречали лично «он»…
— Говори спокойно, мы одни.
— Роберт, сэр. И без охраны и без шофера, со своим другом…
— Этим? — показал на экран Вольф.
— Да, сэр. И фотографы и корреспонденты подбежали как раз во время: он встал на колени, протянул Тамар одну большую розу и что-то сказал… Простите, сэр, но я был не рядом и не слышал.
— А что она?
— Она улыбнулась и заплакала.
— Ну, не тяни же!
— Она плакала на плече Германа, а он, Роберт, встал и сказал, если я правильно услышал:
— «Вы не ошиблись, господа, я женюсь. Но это моя личная жизнь и я очень вас прошу: не перестарайтесь!»
— Продолжай!
— Это всё, сэр. Потом они на двух машинах и без охраны поехали к родителям Тамар, пробыли у них дома не больше 10 минут и приехали сюда, в штаб.
— Как выглядит Тамар?
— Усталая, счастливая и безумно красивая.
— Молодец. Теперь всё внимание на мулатку и фотографа. Спасибо, ступай работать.
Сол получил приказ от «с‘амого самог‘о»: «Активизируйте обеих леди!», — тут же отрапортовал: «Слушаюсь, сэр!» — и позвонил аналитикам: «Вы уже обедали? Нет еще? Тогда я приглашаю вас обоих в ресторан с выключенными телефонами. Выходите, поедете на моей машине с личным шофером». Когда лысый и курчавый сели в большую персональную машину Сола, весело болтая о своих детях, они даже не обратили внимания, кто там за рулем. Машина тронулась и знакомый голос сердито спросил: «Почему не здороваетесь, господа-товарищи?»
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил лысый.
— Я думаю, что его разжаловали, — сказал курчавый.
— С сохранением зарплаты, — продолжил лысый.
— Значит, на ресторан хватит.
Сол остановил машину и жестом пригласил выйти. Потом спросил:
— Вы уже знаете новости про наших красавиц?
Аналитики удивились и промолчали.
— Ну да. Вы газеты не читаете, по интернету не рыскаете, новости не слушаете. Поэтому я вам коротко скажу: пока Рони и Мерилин разыгрывали прелюдию и готовили почву для начала настоящей шпионской игры, тот самый молодой политик самолично встретил в аэропорту нашу Тамар, встал перед ней на колени, преподнес ей красную розу и сделал предложение.
— Какое предложение? — раскрыли глаза лысый и курчавый.
— А наша красавица заплакала и ничего не сказала. После чего Роберт с другом отвезли Тамар к ее родителям и отправились, очень веселые, в свой предвыборный штаб…
— …где попали в объятия нашей второй красавицы, причем перед недремлющим оком Рони, — угадал лысый
— …и очень весело, ничего не опасаясь, подыграли им, — продолжил курчавый и тоже угадал.
— И все это уже никому не нужно, — спокойно и серьезно сказал мужичок. Все трое печально закивали головами, а потом дружно рассмеялись.
— Что будем делать, господа теоретики? Что предложите? Давайте будем вместе есть, пить и думать. Только пожалейте меня и говорите по очереди и на простом шпионском языке… Должен вам честно признаться, что я не вижу выхода, устраивающего нашего заказчика.
— А кто…
— Вам не надо знать, кто заказчик, приказчик, указчик. Он так высоко и крепко сидит, что может себе позволить гневаться и наказывать, даже если он сам неправ; даже если мы с вами сделали всё возможное и невозможное, чтобы выполнить его указ, приказ, заказ.
— Так мы же действительно сделали всё невозможное, чтобы… начал лысый, а курчавый продолжил:
— … выполнить и перевыполнить, а потом догнать и перегнать.
Сол не рассердился и не обиделся, но смеяться перестал:
— Будем считать, что вы оба правы. А я — нет. Поэтому придумайте какое-нибудь строгое указание, невинное, но грозное пожелание… и поздравьте её. Скажите, чтобы действовала в строгом соответствии с моими последними указаниями. Она умная, поймет правильно.
— «Правильно» для кого, сэр? — почтительно наклонился к самому уху невысокого Сола курчавый.
— «Правильно» для господа Бога, который всё видит и всё слышит.
— Тогда плохи наши дела, сэр, — тихо сказал лысый, грустно качая головой. — Потому что ему придется выяснять отношения с… кх-кх, а это не каждому под силу.
Все трое в согласии кивнули головами и вдруг расхохотались, как нашкодившие мальчишки. А потом несколько минут ели молча, что для теоретиков было серьезным испытанием на выносливость. Но они выдержали и дождались:
— А с фотографом как быть? Про Мерилин я не спрашиваю, потому что ей никто ничего не объяснил. Она чудная женщина, мне иногда очень жаль её, но теперь уже ничего не переделаешь.
— Сол, не надо её жалеть. Она ничего не знает, ни за что не отвечает и наша неудача не имеет к ней ни малейшего отношения, — ковырял ложечкой мороженое курчавый.
— А давайте скажем Рони, чтобы работал спокойно, не пережимал. Получится — хорошо, его заслуга. Не получится — он ни в чем не виноват, изменились обстоятельства. Он — умный старый лис, сразу все поймет, когда увидит вместе Роберта и Тамар, — предложил лысый, прихлебывая крепкое сладкое кофе.
Сол помолчал, склонив голову набок, потом очень серьезно сказал:
— Действуйте, ребята. Советуйте, приказывайте, запрещайте, объясняйте, призывайте, отзывайте — всё, что хотите и лучше от моего имени. Всё подпишу. Только помните: как бы мы ни старались, ничего не получится; не может и не должно получиться — и это очень хорошо. Я это понял несколько дней назад, когда узнал то, что вам знать не обязательно. Так что забудьте всё, что я только что сказал, и создайте полную иллюзию кипучей деятельности.
— Сэр! — вздохнул лысый. — Мы веселые, но серьезные люди. Не сомневайтесь, мы умеем работать и не болтать…
— …а если очень нужно — создавать видимость работы и шуметь об этом на весь белый свет… Сэр! — добавил курчавый.
Роберт и Герман вели себя очень естественно и явно получали удовольствие от общения с Мерилин. Они безропотно подчинялись любым просьбам фотографа, даже если не понимали, зачем это нужно. Из штаба вышел вчерашний немолодой серьезный мужчина и склонил голову набок: странно, они же серьезные люди, а дурачатся, как малые дети.