— Вот как ты заговорила. Да, ты действительно сильно изменилась.

— Ты тоже. Я видела тебя там, в «Европейской». В твоем голосе не было злорадства, только злость и обида, а значит, ты искренне переживаешь происходящее.

— Ну что же тут скрывать. Я изменился и прекрасно это сознаю. Слушай, а почему ты о муже в прошедшем времени? Он?..

— Два месяца назад я получила извещение о его гибели. Он не смог остаться в стороне, потому что был убежден так же, как ты, что России пришлось бы воевать в любом случае, сейчас вместе с союзниками или потом, в одиночку.

— Прости.

— Ничего, я уже все слезы выплакала, — дрогнувшим голосом ответила она.

— Дети?

— Сын и дочь шести и пяти лет. Назначенной пенсии вполне достаточно, чтобы прожить, но война… Из-за нее начали расти цены, и денег уже не хватает. В госпитале, конечно, платят не такие уж большие деньги, но зато есть паек. Да и не могу я сидеть без дела, зная, что раненым нужна помощь. Во второй раз я им в спину не ударю.

— Я тебя понял. Похоже, приехали? — осматриваясь в остановившихся санях, произнес он.

— Да. Это мой дом. Зайдешь?

— Кхм.

— Пошли, Ваня. Настя приведет в порядок твой костюм и заштопает, если надо. Она у меня мастерица на все руки.

— Ладно, уговорила.

Расплатившись с извозчиком, он решительно шагнул за своей бывшей возлюбленной. Как там у них сложится дальше, бог весть. Жизнь, она такая, любит подносить сюрпризы. Но привести костюм в порядок и впрямь не помешает. Да и позавтракать тоже. А у Ирины есть служанка, значит, и поесть найдется, не то что в его квартирке.

— А как ты оказалась в контрразведке? — поднимаясь по лестнице, поинтересовался Иван.

— Я случайно узнала, что тот гвардейский полковник собирается ехать тебя вызволять, вот и увязалась за ним.

Там нас опросили и отпустили, но я решила, что никуда не уйду, пока тебя не отпустят, — остановившись и посмотрев прямо ему в глаза, ответила женщина.

— И к чему такие крайности? — все же несколько смутившись, произнес Шестаков.

— Я боялась снова тебя потерять, Ванечка.

Глава 3
Странный прапорщик

— Отставить! Отставить, йожики курносые. Я приказал в полный контакт. А это что за танцы с лебедями? Вы кого обмануть хотите? Меня? Дурачье стоеросовое, да вы не меня обманываете, а себя. Что за поддавки вы тут устроили? Бьете половчее, чтобы напарнику было удобнее отбиваться. Становитесь так, чтобы проще было бросить, да еще и сами уходите в перекат. Учу вас, идиотов, учу, а вы все схалтурить норовите. Лень обуяла? Так ведь германец и австрияк поддаваться не будут. Вот где лень-то ваша вылезет боком, вот когда поймете, что товарищ вам не помогал, а могилу вашу рыл.

Шестаков обвел гневным взглядом каждого из двенадцати присутствующих в сарае солдат. Каждому заглянул в глаза, да так пристально, что те, не выдерживая, опускали взор. Либо, как их учили, начинали смотреть на кокарду воображаемой фуражки, которой сейчас на господине прапорщике не было и в помине. Вот, значит, как. Эдакий молчаливый демарш.

В принципе есть от чего. Во всем учебном батальоне так не доставалось новобранцам, как этому отделению. Ну да им это только на пользу. После положенных часов строевой подготовки, коей занимался старший унтер, командовавший взводом, потом за них брался их благородие. Да так брался, что беднягам небо с овчинку казалось.

Каждое утро пробежка по пять верст, причем снегопад, вьюга, солнце — без разницы, отдай с утра пять верст и не греши. Разве только в субботу по-иному. В этот день десять верст вынь и положь.

Помимо этого учил он их и разным приемам борьбы. Интересно учил. И за это ему, пожалуй, другие издевательства очень даже прощались. Но это только поначалу. За прошедший месяц они успели изрядно вымотаться. И никакие «трудно в учении, легко в бою» их уже взбодрить не могли. А тут еще и заставляет друг друга дубасить от души. Изверг, одно слово.

— Отделение, слушай мою команду! Нападай на меня по очереди. Как только свалился один, так и нападай. Как хотите, так и действуйте, хотите с лопаткой, хотите со штыком или ножом, хочется, так с оскаленными зубами. Но нападайте так, как будто перед вами вражина. Со всей злостью, ненавистью и силой нападайте. Забудьте, что я благородие и ваш командир. Нет его сейчас. И учтите, я вас жалеть не буду. Унтер, ты первый.

Младший унтер, мужчина за тридцать, как-то неловко перебросил из руки в руку учебную лопатку, выструганную из доски под нужные габариты и обмотанную тряпьем. Шестаков не собирался никого калечить, а потому все «оружие» имело какое-никакое предохранительное покрытие. Унтер приблизился к командиру и, сделав ложный выпад, изменил траекторию, нанося боковой удар.

Обычно в такой ситуации противник старается разорвать дистанцию, выждать удобный момент, дождаться ошибки атакующего, после чего стремительно контратаковать. Однако Шестаков поступил иначе. Вместо этого он сразу же пошел на сближение, блокируя атаку уже тем, что значительно сократил дистанцию, на которую она была рассчитана. И несмотря на то что он этому и учил своих бойцов, унтер не успел ничего предпринять, за что и поплатился.

Удар в горло, тут же в солнечное сплетение, и, когда его переломило коленом в лицо, страдалец отлетел от прапорщика, как тряпичная кукла. Не сказать, что их благородие такой уж богатырь, но высок, крепок и широк в кости, а потому вышло все очень даже впечатляюще. Да еще и унтер лежит на соломе, что подстелена в сарае, сучит ногами и хрипит.

— Ну, чего замерли, йожики курносые. Репин, разомни унтеру горло, как я учил. Следующий, нападай.

Быстро глянув по сторонам и нервно сглотнув, рядовой Бирюков перехватил поудобнее палку с тряпьем на концах, что имитировала винтовку со штыком, и ринулся в атаку. Рьяно так, но все одно с опаской зашибить их благородие. Те самые поддавки, про которые и говорил прапорщик. Ну да никто тебе не виноват.

Легкий поворот тела, одновременно левое предплечье отводит в сторону «штык». Продолжая крутиться вокруг своей оси, Шестаков пропустил нападающего мимо себя и нанес ему сильный удар в основание шеи, отчего солдат сразу же рухнул на землю. Но сегодня у их благородия не то настроение, чтобы ограничиваться полумерами. Удар ногой в живот, без намека на жалость, от чего Бирюкова скрутило в рогалик. Не-эт, это еще не все. Подъемом стопы в лицо, да так, что юшка разлетелась алыми брызгами. Вот теперь порядок.

Ага. Следующий уже пошел сам, с отчаянным «А-а-а!» и опять же со штыком. «Оружие» уже практически коснулось офицера, когда тот слегка сместился в сторону и, схватив «винтовку», дернул ее вперед и вверх, одновременно подбивая опорную ногу нападавшего. Мгновение, и тот лежит на спине, выпустив «оружие», которое оказалось в руках прапорщика. Удар «прикладом» в лицо и практически сразу, напрочь выбивая дух, «штыком» в солнышко…